Читаем Друзья Высоцкого полностью

Во время съемок любимец муз сидел на пригорке, как Зевс-громовержец на Олимпе, облаченный в темно-синюю бархатную робу и, сверкая глазом из-под соломенного сомбреро, во все горло орал на чиновников студии и киношный люд. Кино выдавало, что вещи он любил больше людей. Снежно-белую шкуру, ковер цвета засыхающей крови, серебряное ожерелье, драгоценный камень его камера рассматривала с нежным и пристальным вниманием. Эти крупные планы словно приглашали к медитации. Вглядевшись в поверхность неживой вещи, люди видели ее судьбу. Именно вещи становились истинными героями режиссера Параджанова. Иногда кажется, что ему хотелось бы снять фильм, в котором вообще не было бы ни одного человека – только борьба стихий и метаморфозы предметов. Чтобы попасть в его кадр, человеческое лицо должно застыть, уподобившись маске, как недвижен был ангельский лик Софико Чиаурели в той самой «Легенде…».

Параджанов признавался: «Кинематограф для меня – великий немой. Чем меньше будет слов, тем больше будет пластики, выразительности. У нас изобилие слов… Мы много говорим… Только когда приходим на балет, мы прикасаемся к языку». Он часто вспоминал, как его жена Светлана после развода сказала ему: «Ты молчал – я верила, что ты любишь меня. Но когда заговорил, я поняла, что любви нет». Ее резюме я перенес на свои отношения с экраном».

Премьера «Легенды о Сурамской крепости» состоялась в марте 1985 года. Но для проката в Союзе было отпечатано всего лишь 57 копий. Зато за рубежом картину ждал колоссальный успех, призы на фестивалях в Трое, Безансоне, Сан-Пауло… Параджанова даже впервые выпустили за границу, в Роттердам, где происходило чествование двадцати лучших режиссеров мира, названных «надеждой ХХI века».

По протоколу на торжественный раут надлежало явиться в черном смокинге. Маэстро же был в затрапезном дорожном костюме. Зато на шее у него болталась стандартная табличка «No smoking!», позаимствованная в отеле. Раскланиваясь перед публикой, Параджанов как бы извинялся: миль пардон, господа, не обессудьте, но я без смокинга…

В Роттердаме он старался по возможности избегать официальных мероприятий, зато с большим удовольствием шатался по местным антикварным лавкам и «блошиным» рынкам. У старьевщиков накупил великое множество диковинных вещей – от картин и старинных подсвечников до дешевеньких, но оригинальных жестяных коробок с картинками, рамок для фотографий и коллажей и древних керосиновых ламп. Приобретенный скарб в гостинице пришлось поднимать на двух грузовых лифтах. Кстати, подобная история чуть позже повторилось в Париже. Верный своим обыкновениям, Параджанов таскал в свой гостиничный номер все, что попадалось под руку. Когда барахла набралось достаточно, пустил его в дело.

Горничная, заглянув в его покои, пришла в ужас. Хватаясь за сердце, позвала хозяина отеля. Тот, постояв на пороге, распорядился: «Ничего не трогать. Здесь творит гений».

На пресс-конференции Параджанова спросили, может ли он создать фильм на современную тематику. «Могу, – ответил режиссер. – Я хотел бы снять «Гамлета». Из зала выкрикнули: «Архаизм!» – «Почему? – удивился Параджанов. – Гамлет – это Горбачев, а Эльсинор – Кремль». – «Авангард!» – раздался голос из зала. На всякий случай Сергей Иосифович уточнил: «А Рая Горбачева – Офелия, но она спутала тетрадку роли, взяла не свой текст. Поэтому играет в фильме Корделию». Когда журналисты принялись скандировать: «Вива, Параджанов!», «Аванти!», он решился еще на одно откровение: «А вообще-то, Горбачева я вижу в роли Чацкого…»

По возвращении домой режиссер начинает готовить постановку картины по мотивам лермонтовской поэмы «Демон». Хотя столь гремучее сочетание – «Демон» и Параджанов – многих настораживало. «Я хотел, чтобы это было как бы пособие по демонологии, – рассказывал о своих планах Сергей Иосифович. – Начать картину с детства Тамары. Пролог: средь гор несется на коне всадник, на нем черная бурка, которая развевается у него за плечами, как огромные черные крылья. 10-летняя Тамара видит его, и он производит на нее неизгладимое впечатление. Это видение определило ее судьбу. Но никто из тех, кто был вместе с ней, не видел всадника. Потом, повзрослев, она – единственная, кто видит Демона. Для всех остальных он не существует, он невидим…»

В роли Демона Параджанов хотел снимать Майю Плисецкую: «Представляете, ее рыжие волосы и костюмы из серого крепдешина, она в облаках серого крепдешина, черные тучи, сверкают молнии – и посреди рыжий демон!»

Фильм должен был быть немым, несмотря на гениальные стихи.

Но в итоге грандиозная затея потерпела фиаско. Параджанов объяснял своеобразно: «Я отказался снимать «Демона». Для гроба Тамары мне нужно было 700 шкурок белой каракульчи. Так вот, мне дали только 400. Нет, я не могу так снимать!.. Поэтому мне пришлось взяться за съемки фильма «Ашик-Кериб», который был частью «Демона».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное