Друзья Высоцкого: проверка на преданность

В сценарии, как и в песне, – Север, шоферы-перегонщики, рискованный рейс, во время которого испытываются на прочность людские характеры. В центре сюжета – сильная, незаурядная, обаятельная личность, Роба Голдаев. Верный своему принципу подавать героя на сломе, в критической ситуации, драматург показывает удачливого Робу, для которого в жизни настала полоса поражений. Автор безжалостен к нему, слабеющему, побежденному, замерзающему в снежной пустыне… Герой песни Высоцкого, правда, был почеловечнее, добрее, да и финал песни куда оптимистичнее:

…И он пришел – трясется весь.
А там опять далекий рейс, —
Я зла не помню – я опять его возьму.

Свойством натуры Высоцкого, считал Эдуард Яковлевич, было невероятное упорство в достижении какой-либо цели, которая представлялась ему важной и нужной. Вот засела в нем мысль написать сценарий, и он мертвой хваткой вцепился в друга:

– Давай вместе напишем сценарий! У меня замечательная история есть!

– Про что?

Володарский знал, что Высоцкий был напичкан «замечательными историями», как новогодний мешок Деда Мороза подарками. Почти каждая могла бы стать основой для сценария. Кинематограф Владимир чувствовал необыкновенно ярко и остро. Но писать с ним сценарий Володарский отказывался наотрез. Это представлялось просто невозможным: «Как с ним работать, когда он пяти минут не может спокойно посидеть на месте, все время ему нужно куда-то лететь, с кем-то встречаться, давать концерты, репетировать в театре, играть, сниматься?.. О каком сценарии может идти речь?».

Но вот однажды, в канун Нового, 1979 года не устоял. Высоцкий буквально околдовал друга совершенно фантастической, но тем не менее реальной историей, которую ему как-то рассказывал генерал Войтенко. Горестной, трагической и иногда смешной.

– Когда засядем? – спрашивал Высоцкий у Володарского.

– Новый год через неделю, – зевнул будущий соавтор.

– Ну и что? Посидим, отметим, а потом уж… после…

Даже за праздничным столом Высоцкий был неугомонен, то и дело потихоньку нашептывал Эдику в ухо только что придуманные сценки, сюжетные повороты.

1 января 1979 года друзья взялись за работу. Высоцкий водрузил на стол пишущую машинку, усадил за нее Володарского и попросил записать хотя бы пару эпизодов, которые они уже обсуждали.

А за стеной кабинета Высоцкого в гостиной продолжали веселиться гости, раздавались смех и музыка. Но в головах соавторов рождались новые сцены, они их «обсасывали», тут же корректировали – и это продолжалось до позднего вечера. Уже разошелся народ, легли спать и Марина, и Фарида, а герои продолжали трудиться. От кофе и сигарет гудели головы. Рухнули на диван, когда на часах было пять утра. В восемь Высоцкий разбудил друга, угостил плотным завтраком, а сам отправился на репетицию на Таганку.

Днем, когда Высоцкий вернулся из театра, работа продолжилась в том же темпе. Потом Владимир вновь уехал – теперь уже на вечерний спектакль. А Володарский остался за письменным столом. Около 11 Владимир вернулся. Подошла новая порция гостей. Хозяйка дома тут же занялась столом. А соавторы вновь уединились в кабинете.

«Изредка, – вспоминал Володарский, – нам стучали в двери, звали:

– Кончайте с ума сходить, ребята! Пошли чай пить!

– Мы работаем! – кричал в ответ Володя, и лицо становилось алым».

И они снова просидели до рассвета…

Такое сумасшествие продолжалось пятеро суток.

Высоцкий прилетал из театра, что-то успевал перехватить – и начиналось:

– Так, на чем мы остановились? Наши взяли Берлин. Откуда беглецы об этом узнают?

– Поймали по радиоприемнику Москву?

– Годится! Записывай! Стоп! У меня идея. Даниэль же совсем плох, нужен врач, так? Пусть Жерар звонит по телефону на станцию.

И тут же Владимир начинает импровизировать диалог:

– Фройлен! Нам нужен врач, немедленно! Это имение… – прикрывая трубку, он спрашивает Владимира. – Чье это имение?

– А черт его знает. Теперь это не имеет значения, – лениво отвечает Владимир. – Имение – наше…

– Имение, которое возле подземного завода. Да! Немедленно! Хозяину плохо!

– Скажи, чтобы прислали еще двух медсестер… покрасивее, – посоветовал Владимир.

Жерар хихикнул, сказал в трубку:

– И двух медсестер! Что? Только одна? Давайте одну! – он опять захихикал, прикрыв трубку. – Сказали, что сообщат в больницу…

– Вот тут Жерар бросает трубку и начинает настраивать приемник, прорывается русская речь, – предложил Володарский.

– Замечательно!..

Утром шестого января сценарий был закончен. «87 страниц, отпечатанных на машинке, лежали передо мной на столе, – не верил своим глазам измученный Эдуард. – Везде громоздились чашки с кофейной гущей на дне, пепельницы были полны окурков, у Володи и у меня были красные от бессонницы глаза. Я упал на диван и проспал до одиннадцати вечера… Высоцкий вернулся домой в начале двенадцатого…»

– Эдька, ты меня просто потряс, за пять дней написать сценарий! Ну кто еще на такое способен, а?

И соавтор совершенно серьезно ответил:

– Это ты, а не я…