Говорят, подлинный талант всегда одинок. Но ответственность за его гибель не может быть возложена только на него одного. Где, как не рядом, должны быть его современники?
– Я не знал близких друзей Даля, – говорил режиссер Владимир Мотыль. – Были ли они у него? Творческой личности необходимы единомышленники, друзья, уважающие талант, способные разделить радость и горе. Но иногда я встречал Олега в окружении каких-то людей, в которых даже с большой натяжкой нельзя было предположить единомышленников. Уже после его гибели рассказывали мне, как зазывали они Олега на очередную попойку: «От гения отскакивает, – горячо убеждали самоуверенные спутники. – Тебе все можно. Подумаешь, съемка… Сыграешь ты этому… – дальше к фамилии режиссера добавлялся уничижительный эпитет. – Ничего страшного, схавает…» Если бы кто-то заставил этих «артистов» признаться, почему они не уберегли товарища, мы узнали бы, что ненависть к истинному таланту, как результат зависти посредственности, двигала поступками множества «сальери», окружавших угрюмого Даля.
И не случайно его мощно притягивал мир трагического одиночества Лермонтова:
Даль сам все понимал. Не зря же писал в дневнике: «ДРУЗЬЯ… «Больней всех ран – невидимая рана, мой друг – мой враг, о подлый век обмана!». В. Шекспир. Горе мое и беда моя – от друзей моих. Только сейчас я это понял… Борьба с этими сволочами предстоит ужасная… Может быть, ОДИН? Может быть. Но себя! Хранить себя. Это ГЛАВНОЕ. Не приспособиться, не обезразличиться. Обратиться внутрь – там моя сила, моя земля обетованная. Дело – моя крепость. Никого близко не подпускать. Я – хозяин! Я – раб!..»
Олег Иванович всегда испытывал особые чувства к слову, к книге, к литературе, к тем, кто ее создает. «Писатель – как священник… «Даже если ваш отец умирает – и вы с разбитым сердцем стоите у его постели, то и тогда вы должны запоминать каждую мелочь, как бы это ни было больно». Все это сказал Хемингуэй, и если заменить в его словах «писатель» на «артист», все это точно относится к моей профессии. Это верно и честно, и в этом нет ничего героического и тем более сверхъестественного».
В почтении Олега к литературе наверняка сказывались гены, восходящие к величайшему знатоку русской словесности, лингвисту Владимиру Далю. «На заре туманной юности», оказавшись в малознакомой компании, Олег выбирал самое милое девичье личико и начинал церемонии:
– Даль! Да, сударыня, позвольте представиться – Олег Иванович Даль. Прошу любить и жаловать!
Как Даль?! Не родственник ли тому самому «Словарю»?.. Ну, а как же! И весьма близкий, – изящный треп сплетался в невидимую паутину, которая опутывала собеседницу. Случалось, Олега заносило, и он договаривался до того, что Владимир Иванович Даль чуть ли не его дядя родной или дедушка. Спохватившись, прикусывал язык: то есть не дядя и не дед, безусловно, я еще не настолько стар, но…
Словом, профессионально увлекал девушку в космические эмпиреи. И они медленно, но верно, шаг за шагом, оказывались в каком-нибудь кафе на Горького или на Невском, где, конечно же, сподручнее было продолжать задушевную беседу. Галантный Олег усаживал визави в кресло, сам устраивался напротив, небрежно подзывал официанта и заказывал бокал шампанского для дамы. А себе – большую рюмку ледяной водки. Непременно! Свой выбор Олег также объяснял наследственностью: оказывается, Владимир Иванович, кроме изысканий в области языка, считался также лучшим экспертом в кругу великого русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева, «отца» 40-градусной. И когда возникала необходимость проверки качества напитка, тут как тут рядом оказывался предок Олега Ивановича, выступавшего дегустатором. В силу семейных традиций ему, Далю-младшему, приходится нести сей тяжкий крест поныне.
Если же всерьез касаться вопроса родственных корней Владимира и Олега Далей, то в 1987 году сотрудники Музея А. С. Пушкина, давно отмечавшие удивительное внешнее сходство между ними, обратились к авторитетнейшему судебному эксперту М. Г. Любарскому, который после тщательной сравнительной экспертизы изображений В. и О. Далей пришел к выводу о несомненной принадлежности артиста к одной из ветвей знаменитого рода, а именно – является правнуком Владимира Ивановича в пятом колене. Вот так!
К этому кинорежиссер Иосиф Хейфиц добавлял не менее веский аргумент: «Черты этого родства, думается мне, существовали в личности Олега Ивановича. Он был настоящим русским интеллигентом, знал и любил русскую литературу, писал стихи, рисовал, пел – одним словом, был разносторонне талантливым человеком. Он обладал безукоризненным вкусом, отлично владел русским языком, что, как ни странно, хочется отметить особо, как, увы, редкое явление…».
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное