Дубинушка

Дворец был построен вне всяких стилей и традиций; экстравагантен по линиям, углам и расцветке. Красный и жёлтый цвета перемежались с белым и чёрным, однако же черный цвет подавлял и превалировал. «Полосатый Баран» — так называли дворец местные жители. На его крыше широко простиралась площадка для вертолётов и загорания, на одной из башен громоздилась антенна для приёма всех каналов и для обеспечения особой компьютерной системы. Входов и выходов было четыре, главный, против обыкновения, не был обозначен колоннами или каким-нибудь особым торжественным подъездом; двери его хотя и массивные, но их трудно было отличить от других дверей; впрочем, был тут вход, возле которого всегда толпился народ; из него выпархивали стайки парней и растекались по усадьбе: одни шли в сауну — она работала чуть ли не круглосуточно, другие бежали в сторону домика с садовыми инструментами, третьи разбредались по углам обширной усадьбы, скрывались за деревьями. На усадьбе отделанный зеленым мрамором блистал под солнцем ослепительным зеркалом бассейн, в дальнем углу сада едва заметно зеленел в высоком кустарнике тир. Были и другие строения, но они так ловко вписывались в роскошную растительность, что не все можно было и разглядеть.

Для хозяина архитектор выделил особый вход, и дверь тут настолько плотно была вписана в стену, что едва различалась. Сергей и Тихон ехали в одной машине, но у входа в усадьбу, где в гражданской форме стояли два «амбала» — опять же и это звание им присвоили местные жители, выполнявшие на усадьбе и в доме аварийные работы по электрической проводке, сантехнике, приглашавшиеся по необходимости и для исполнения других мелких услуг, — Сергей пошёл за угол к своей двери, а Тихон прошёл в дверь, расположенную напротив и уже распахнувшуюся ему навстречу. Так они делали всегда, так хотела хозяйка дворца Мариам, которая тут устанавливала все порядки, — и даже самые мелкие, казалось бы, незначительные. Встречая Тихона, она обыкновенно говорила:

— Сергей пусть отдыхает, а ты проходи сюда и уже не беспокойся ни о чём, я звонила Карине, сказала, чтобы тебя не ждала, у тебя много будет дел — так много, что понадобится не один день, а может быть, и целая неделя.

Карина давно заметила интерес сестры к её мужу; вначале страдала, но потом сходила к раввину и на манер христиан, приносящих Богу исповедь, обо всем рассказала старому мудрецу, на что тот, ничтоже сумняшеся, и тоном, будто речь шла об утерянной булавке, проговорил:

— Да?.. И это тебя волнует?.. А зачем?.. За каким уж таким интересом надо убиваться?.. Сегодня Тихон, завтра Иван, которого ты почистишь щеткой и отмоешь, а потом придёт суббота, наш праздник, и к тебе на глаза явится Соломон. Но, может, он и не будет Соломон, но он будет мудрый, как Соломон, и красивый, как юноша Бениам. Ты не знаешь, кто такой этот юноша Бениам?.. Я тоже не знаю, но великая книга Тора такого юношу называет, и он тоже явится к тебе на глаза, и ты сильно будешь радоваться и очень сильно захочешь разделить с ним ложе.

Сергей вошёл в свои апартаменты усталый, почти разбитый и хотел бы завалиться в постель, но на письменном столе была стопка деловых бумаг с припиской Мариам: «Это надо подписать сегодня. Ребята ждут». И вторая стопка — листовки, и тоже с припиской разгневанной супруги: «Посмотри, какую мерзость ты развёл у себя под носом!»

Баранов знал, что кроется под этим словом «ребята». Они действительно «ребята», потому что молодые, рвущиеся к власти и богатству, схватившие за горло его супругу, не отходившие от неё ни на шаг, жужжащие, словно комары из болотных сибирских краёв, вьющиеся плотным клубом и способные так сильно и больно кусать, как умеют только кровососущие твари. Это против них направлены листовки, и их всё больше расклеивается на заборах, разбрасывается в трамваях, электричках; они, как осы, жалят приверженцев новой власти, больно бьют по мозгам демократического ворья, рыцарей наживы и разрушения всего святого для русских людей.

Сергей прилёг на диван и стал читать листовки. Его не только раздражала, бесила, но и забавляла фантазия листовочников, этих партизан разгорающихся баталий, бойцов невидимого, но могучего фронта народного сопротивления.