Дубовая Гряда

На дороге из волости в Дубовую Гряду тоже было много снега, и бургомистр в сопровождении двух поли­цейских приехал в деревню на взмыленном жеребце. Остановился, как всегда, возле избы Шайдоба, соскочил с саней и с упреком сказал:

— Видите, у отца вашего командира даже лошадь не­где поставить. Порядки...

Старый Шайдоб, не зная, что ответить, увел жеребца за угол избы и привязал к вербе. Потом принес одеяло, чтобы накрыть коня. А Шайдобиха успела за это время моргнуть Василине, чтобы та перебралась с кровав на печь.

Бургомистр сбросил на руки услужливой хозяйке длинную бекешу и важно глянул на Шайдоба.

— Я давал указание Савке перевезти к тебе на двор баню.

— Староста говорил мне, но зачем хлев, если в него нечего ставить,— с напускным унынием ответил тот.

— У тебя для колхоза скотину брали?

— Как же, пан бургомистр, двух коров и кобылу, ко­торая недавно сгорела. Как началась война, коров вмес­те со всем скотом в Россию угнали. Но еще раньше те­лушку от моей коровы отдали одному из здешних. Те­перь и она стала здоровенной коровой.

— Отдали, говоришь? А кому?

— Петру Бойкачу. Он заведующим фермой работал, вот телушкой и премировали.

— Дома сейчас?

— Нет, удрал с большевиками. А жена тут, и стар­ший сын тоже. Я вам о нем говорил: комсомолец.

— Взять корову сейчас же!

Полицейские послушно двинулись к двери, но Шай­доб остановил их:

— Пока не нужно. Сначала мне лошадкой разжить­ся бы, чтобы баню на участок перевезти. А там и до ко­ровы очередь дойдет.

— Где же я тебе лошадь возьму? — нахмурился Бо­дягин.

— Есть коник. От моей кобылы остался.

Будь ты неладна, вечная жадность, в который раз по­путала старика! Сказал и тут же задумался. Павел Пы­лила обещал назвать бандита, ранившего полицейского. Если б Шайдоб узнал, кто это сделал, мог бы подняться в глазах не только волостного начальства, но и немцев в комендатуре. А как теперь быть? Ведь конь-то у Пылилы.

— Боишься чего-то, — заметил Бодягин.

— Нет, я думаю. Конь мне нужен в первую очередь: и сена подвез бы, и дровишек. Я не сам сдавал кобылу к колхоз, у меня ее отобрали. А теперь такой закон: у кого большевики что взяли, нужно вернуть.

Бургомистр хитро прищурился, когда старик заговорил о законах, и нетерпеливо спросил:

— У кого твоя лошадь?

— У Пылилы, бывшего колхозного бухгалтера

— Пошли к нему.

Наказав жене приготовить обед получше, Шайдоб повел Бодягина и полицейских к Пылиле.

— Далеко до него? — недовольно спросил бургомистр, у которого разламывалась голова после вчерашней попойки.

— Да вон же его изба!

— Мы — туда, а ты позови старосту. Только быстро!

Павел уже несколько дней не выходил из дома: ожидал, пока спадет опухоль на переносице и исчезнут подтеки под глазами. Недавно он ездил с матерью в Жло­бин. День выдался морозный. На окраине города, на длинном мосту, скрипел сапогами часовой. По лицу нем­ца Пылила понял, что он очень сердит на морозную зи­му. Стукнуло же дураку в голову подбодрить часового! Высунул голову из заиндевевшего воротника рыжего по­лушубка и крикнул:

— Пан, Москва капут!

А немец в ответ ткнул прикладом в лицо Павлу, схва­тил его за воротник, стащил полушубок и знаком при­казал быстрее уезжать. Пылила одной рукой схватился за нос, а другой дернул вожжи. Мать онемела, сидя на задке саней, и начала креститься, не сводя испуганных глаз со ствола винтовки часового.

В городе Павел завернул к знакомым и только там понял, за что его так огрел немец. Как раз в те дни фа­шисты панически откатывались от Москвы, н слова Пы­лил ы гитлеровец принял за насмешку.

А сейчас новая напасть: прямо к дому идут вооружен­ные люди. Вот уже послышался топот в сенях, мимо окна промелькнули еще двое, и в избе сразу стало тесно.

— Что это с тобой, бухгалтер? — спросил бурго­мистр.

Даже в ушах зашумело: не думал Пылила, не гадал, что кто-нибудь упрекнет его прежней должностью.

— Что ж тут такого? — залепетал Павел.— Был бух­галтером, был... Но никому ничего плохого не делал. И пользы колхозу...

— Я не о том. Спрашиваю, кто это тебя так разу­красил?

— Это... это лошадь!

Бодягин расхохотался, подмигнул полицейским:

— А мы как раз те, кто охраняет хороших людей от всяческих нападений, даже от скотины. Дрянной же у тебя конь.

— Да, да, брыкливый...

— Надо выбить из него этот норов, как вы думае­те? — обратился бургомистр к своим спутникам.— По­жалеем парня, иначе конь вовсе может убить его.

Не понимая, куда гнет бургомистр, Пылила робко улыбнулся. А Бодягин обернулся к старосте:

— Савка, чего молчишь? Скажи ему закон немецкой власти.

Тот знал, зачем они сюда пришли, и очень хотел, что­бы Шайдоб с Пылилой стали врагами.

— Вот что, Павел,— бесстрастно заговорил он, — пан бургомистр сообщил мне, что семьи, поддерживаю­щие немецкий порядок, должны обеспечиваться за счет тех, кто этот порядок не поддерживает. Поэтому твоего коня нужно отдать Шайдобу.

— Не отдать,— перебил Бодягин,— а вернуть людям скот и имущество, отобранные для колхоза советской властью!