Троекуров подцепил вилкой кусочек селедки и отправил в рот.
– Ну, – обратился он к Ганину, чей взгляд был прикован к телевизору. – Плесни мне еще. Да на что ты там уставился?
Троекуров обернулся к бледному экрану телевизора. Изображение было разбавлено скачущими полосками помех.
«Область буквально захлестнула волна преступлений, направленных против сотрудников УВД: за последнюю неделю совершено три налёта на посты ГИБДД и милицейские участки, – произнес прохладный и ровный женский голос. – В шестом областном отделении Управления внутренних дел бандиты штурмом взяли оружейную комнату». Замелькал видеорепортаж. Милиционер с одутловатым лицом в кровоподтеках, размахивая руками, объяснял что-то на камеру. «По сообщению следственного управления области, – продолжила ведущая новостей, – все преступления объединены в одно уголовное дело и квалифицируются по статье «действия в составе организованной бандитской группы». Ведётся следствие. Теперь к новостям международной жизни…»
Они выпивали в «Лукоморье» уже который час. Обед подходил к концу, остался только десерт.
– Схема-то ведь очень простая. Абсолютно законная. За законность я вам ручаюсь. Земля принадлежит области, так?
Троекуров лениво нанизал на вилку еще кусочек селедки.
– А что губернатор? – оборвал он Ганина.
Ганин всхохотнул, точно услышал особо удачную штуку.
– Ну, что ж я – с родным дядей не договорюсь? – с нежностью проговорил он. – Кирилл Петрович…
– Хоть тётя, хоть мать родная – без него ни хрена не выйдет.
После кистеневского пожара прошло недели три. Когда со страховкой дела были улажены – не без помощи старых связей, – у Троекурова родилась другая идея, обсуждению которой они и посвятили сегодняшний вечер.
– Кирилл Петрович, оставьте это мне.
– Лады, под твою ответственность, – кивнул Троекуров.
– Я договариваюсь с дядей, и вы со спокойной душой покупаете большое поле прямо за Кистенёвкой, – сказал Ганин и стал раскладывать оставшиеся огурцы на тарелке, обозначая ими реку и то самое поле. – Под пашню, скажем. Вам только надо найти инвестора под коттеджный поселок.
– Всего-то…
При всей подсознательной неприязни, которую Ганин вызывал у Троекурова, Кирилл Петрович не мог не отметить его хватку. Пусть Ганин и мерзкий тип, но он знает, что делает. Что ж, иногда «чуйка» Кирилла Петровича давала сбой, он признался себе, что зря недооценивал этого деятеля.
– Десертик не желаете? – проворковал официант в крахмальной рубашке.
– Панакотта с черникой имеется? – спросил Троекуров. Ганин, кажется, хотел сказать, что сладкое не ест в связи со специальной диетой, но его мнением никто не поинтересовался.
– А как же, – улыбнулся официант.
– Вот нам её, голубушку, две штуки, и капучино. Водку оставь – допьем. И огурчики тоже. А ты выпей еще, – обратился Троекуров уже к Ганину.
Тот с тоской посмотрел, как Кирилл Петрович наполняет очередную рюмку, но все же выпил, а потом закашлялся.
– Так вот, я помогаю инвестору вывести эти земли из сельхозоборота – типа, гиблая земля, кистенёвцами же и загубленная. Инвестор строится с соблюдением всех норм, кистеневский участок якобы рекультивирует и забабахивает на его месте вполне легальный яхт-клуб. Типа временное сооружение, никакого вреда природоохранной зоне. Ловко и просто, – с гордостью объяснял Ганин.
– И почём нынче за ловкость, Пётр Олегович? – поддел его Троекуров.
Ганин даже несколько растерялся. Он задумчиво прожевал закуску, помолчал, будто высчитывая что-то в уме, и назвал свою цену. Кирилл Петрович морально был готов откатить и двадцать процентов, но придерживался старой школы, а потому попытался продавить того на десять. Ганин вытащил из кармана свой обычный козырь – сделал скучное лицо и вроде как согласился на предложение Троекурова, но с оговоркой: «С губернатором тогда сами решайте». Кириллу Петровичу скрепя сердце пришлось согласиться на двенадцать с половиной процентов. Ганин на секунду повесел, но новые пятьдесят грамм снова привели его в уныние.
Он поморщился и уже готов был опрокинуть рюмку себе в рот, как вдруг его спасло внезапное появление областного прокурора.
– О, штрафную! – вскричал Троекуров.
– Не могу, Кирилл Петрович, – жена внизу ждёт.
– Так пусть подымется – не укусим!
– К тёще едем, опаздываем уже… – с сожалением сказал прокурор. Он прижимал к груди шубу и вид имел весьма жалкий. Ему хотелось улепетнуть поскорее, но старый должок диктовал ему следовать приличиям – Кирилл Петрович совсем недавно помог пристроить его непутевую дочку в Московский университет. Пришлось вежливо выкручиваться.
– Домоседом стал, – хмыкнул Троекуров. – Ладно, тёща – святое. Слушай, я чего тебя… – он задумался. – А-а, мы тут штуку одну замутили, с Петром Олегычем… Хорошую штуку. По телевизору видал, ну, про банду эту?
Прокурор повернул изможденное лицо к телевизору и с болью посмотрел на мелькающие кадры с мест происшествий.
– Лучше б не видел – мне завтра с губернатором по этому вопросу как раз… – сказал он.
– Вот и я о том же, неприятно, – ответил Троекуров. – И очень некстати нам сейчас подобная огласка: бандиты, грабёж… Под нашу штуку совсем некстати… Только инвесторов отпугивать…
– Понимаю, Кирилл Петрович, – горестно произнес прокурор и покосился в сторону выхода.
– А нам ведь в области ой как инвестиций-то не хватает, извне-то, – продолжил рассуждать Троекуров.
– Это уж точно, – снова взглянул на дверь прокурор.
– И губернатор с нами согласится тут, да, Петр Олегыч? – сказал Троекуров.
Ганин судорожно закивал и попытался проглотить тарталетку, которую за секунду до этого опрометчиво засунул в рот, и в итоге невнятно прошамкал:
– Губернатор с нами!
– Семён Борисыч, может, всё-таки сладенького, а?…
– Супруга меня сейчас… – замотал головой прокурор.
– …По рюмочке, а? – стал уговаривать его Троекуров. – Ну не динамь, Семён Борисыч… Официант! – он вскинул руку, и пиджак его чуть не треснул. – Кстати, где они все? Исчезли все куда-то, как слизал кто…
– Кто? – поинтересовался прокурор и стал переминаться с ноги на ногу, желая показать, что ужасно опаздывает.
– Да официанты, ё… То не отобьёшься от них, то как… Официант! – прогорланил он, вытягивая гласные.
В ответ ему раздалось лишь мурлыканье телевизора.
…– Ну? Долго еще? – спросил Петька и полез в салат прямо половником.
Официант в крахмальной рубашке, кажется, хотел что-то ему ответить, но клейкая лента, которой был заклеен его рот, превратила слова в несвязное мычание. Широко распахнутыми от ужаса глазами официант посмотрел на менеджера – тот привалился к столу и плохо соображал после того, как Савельев приложил его лбом об столешницу. Теперь же Савельев был занят тем, что складывал продовольствие в черный мешок для мусора. Его двоюродный брат Слухай торопливо перебрасывал в холщовую сумку деньги из раскрытого сейфа.
– Я тут поседею, пока вы все соберете, – пробубнил Петька с набитым ртом и тут же заржал во весь голос.
Работали они быстро и слаженно – это было уже далеко не первое ограбление на их счету. Посреди кухни стоял Кузнецов – с его сапог на пахнущий хлоркой пол уже натекла целая лужа – и поторапливал своих товарищей.
Наконец Слухай встал и закинул мешок на плечо.
– Касса? – спросил Кузнецов у Петьки.
– Кассу сняли, – ответил тот и похлопал себя по карману.
Дубровский, который все это время копался в документах в кабинете менеджера, вышел на кухню и, увидев, что все готовы, сказал:
– Пошли.
Кузнецов отправился вслед за ним на улицу, на прощание дружески потрепав менеджера по плечу. Петька в эту минуту заметил две порции чего-то, похожего на йогурт с фруктами, и, заинтригованный, стал перетряхивать содержимое стаканов в алюминиевую кастрюльку.
– Петька, – зашипел Савельев, высунувшись из-за двери. – Сейчас уедем без тебя.
– Минуту, – сказал Петька. – Еще одну ложечку.
– Я те покажу ложечку… – Савельев схватил его за край куртки и потянул за собой. Петька сопротивления не оказывал, а просто доедал своей десерт на ходу.