– Где Васька? Васька где? – быстро зашептал Савельев, оглядываясь.
– Вася! – закричала Егоровна.
– Да не ори ты, – Савельев дернул ее за рукав.
До этой минуты они шли через лес быстро и слаженно. По уверениям Савельева, через пару километров должно быть шоссе, достигнув которого они окажутся в относительной безопасности. Рассядутся по попуткам и исчезнут, будто и не было никогда.
Но Вася отбился.
– Сейчас, – на ходу бросил Петька и бросился назад сквозь деревья.
– Ты куда?! – зашипел Савельев ему в спину, но Петька уже не слышал.
Он бежал обратно по собственным следам, пытаясь понять, куда мог свернуть Вася, когда вдруг сквозь скрип качающихся под ветром деревьев до него донесся какой-то звук. Петя присел и выглянул из-за упавшего ствола. В пяти метрах от него стоял омоновец в обмундировании. На плече его висел черный автомат, а большой рукой в черной перчатке он зажимал рот бьющемуся Васе.
Петька нащупал пистолет в кармане куртки и, резко выхватив его, закричал:
– Жо-о-опааа!
Держа пистолет двумя руками, Петька нажал на курок. Он не попал в омоновца, но тот выпустил Васю, мгновенно вскинул свой автомат и разрядил практически всю очередь. Две пули пробили Петьке голову.
По лесу пошло движение, раздались окрики омоновцев.
С мокрым от слез лицом Вася бросился бежать по сугробам куда-то в чащу.
Услышав звук автоматной очереди, Еговровна присела и закричала в голос. Савельев коршуном кинулся на нее, толкнул женщину в снег и зажал ей рот. Так они лежали с четверть часа, переглядываясь с Дубровским. Егоровна перестала биться в его руках, безвольно обмякла и только тяжело дышала. Где-то неподалеку время от времени раздавались выстрелы, которые постепенно стали удаляться и стихать. Наступила тишина – только рваное дыхание Егоровны и скрип сосен.
– Быстро! – Савельев потянул Егоровну на себя, помогая ей встать на ноги. – Быстрей!!
Егоровна вышла на тропинку и замерла, обвела лес глазами и вдруг хрипло закричала на весь лес:
– Пётр! Васенька! Не шутите так с матерью! Где вы? Выходите!
– Пойдем же, – Дубровский потянул ее за рукав, но обезумевшая женщина не слышала его. Она вырвала свой локоть из его рук и, выкликая сыновей, побрела назад. Савельев посмотрел на Дубровского, точно извиняясь за что-то, а потом пошел вслед за Егоровной.
Дубровскому же ничего не оставалось, кроме как идти вперед.