Дуэль без правил. Две стороны невидимого фронта

В эти июльские недели 1937 года Наталья непреднамеренно нанесла серьезный удар Троцкому. 18 июля она написала ему: “Каждый в глубине души ужасно одинок”. Это замечание, как она сама отметила, было довольно банальным, но Троцкий был потрясен им. Он написал ей: “Это предложение стало ударом ножа в мое сердце”. Есть две возможные причины его реакции, одна конкретная, а другая общая. Во-первых, это предложение выдавало чувство изоляции со стороны Натальи. Во-вторых, это нарушало концепцию Троцкого о человеке-коммунисте.

Наконец, письма, которыми обменивались Троцкий и Наталья, показывают, что в разгар их эмоциональных мучений вспыхнуло сексуальное желание. 19 июля Троцкий доложил Наталье о состоянии своего пениса, используя популярное русское слово, и самым грубым языком описал подробности сексуальной игры, в которую он мечтал вступить с ней.

Троцкий вернулся в Койоакан 26 или 27 июля. 17 июля я лег во французскую больницу в Мехико с приступом аппендицита, так что, вероятно, меня не было дома на Авенида Лондрес, когда Троцкий вернулся, или, если и был, я был прикован к своей постели. Жизнь в доме вошла в привычное русло. Для стороннего наблюдателя отношения между этими четырьмя людьми — Троцким, Натальей, Диего и Фридой — были отмечены лишь незначительными изменениями. Между Троцким и Фридой установилась дистанция; слово “любовь” больше не звучало. Пожалуй, наиболее заметной разницей было отношение Натальи к Фриде, которое чередовалось между периодами холодности и внезапными проявлениями привязанности. Троцкий попросил Фриду вернуть ему письма, которые он написал ей, объяснив: “Они могут попасть в руки ГПУ”. Она вернула их ему, и он, по-видимому, уничтожил их. Именно в это время Фрида рассказала мне о том, что произошло.

Любовная связь Троцкого с Фридой была, я уверен, первым приключением такого рода, в которое он ввязался с тех пор, как покинул Россию. В Турции, Франции и Норвегии обстоятельства не позволяли таких увлечений. Вскоре после своего романа с Фридой Троцкий вступил в любовную связь иного характера с другой молодой женщиной, о которой я расскажу чуть позже. В свете того, что я видел в Мексике — в том, как Троцкий вел себя по отношению к Фриде и этой другой молодой женщине, и в смелости и легкости, с которыми он проводил эти предприятия — я склонен полагать, что за свою жизнь у него было несколько романов. В 1920 году, когда Клэр Шеридан лепила портретный бюст Троцкого в его кабинете в Кремле, в разговоре Троцкого с ней и в его общем отношении к ней присутствовал элемент флирта. Я также слышал, хотя и от человека, который никогда не знал Троцкого лично, что во время октябрьского восстания у Троцкого был роман с молодой белокурой англичанкой. Но я так никогда и не смог узнать никаких подробностей.

Бернард Вулф вернулся в Соединенные Штаты в августе. В конце сентября прибыл новый американец, Джозеф Хансен. В день его приезда или, возможно, на следующий день после него нам пришлось нанести визит семье Фернандес, которая жила в пригороде Мехико; трое их сыновей были членами мексиканской троцкистской группы. Все члены семьи испытывали большую привязанность к Троцкому и Наталье, и Троцкому нравилось их общество.

Итак, мы поехали, Джо за рулем, я рядом с ним на переднем сиденье, а Троцкий и Наталья сзади. Поскольку Джо не знал Мехико, я указывал ему, куда ехать. На каждом перекрестке я бы говорил “налево”, “Направо” или “Прямо”. На следующий день после этого визита нам по какой-то причине пришлось вернуться в дом Фернандес, хотя два визита за два дня были довольно необычными. Поскольку поездка была долгой и сложной, было немыслимо, чтобы Джо запомнил дорогу, поэтому, как и в предыдущий день, я его направлял. Когда мы вернулись в Койоакан, Троцкий попросил меня зайти к нему в кабинет. “Тебе не кажется, что нам следует отправить Джо обратно в Соединенные Штаты?” — спросил он. Я был удивлен. “Он никогда не научится!” — Воскликнул Троцкий. Я вступился за Джо, пытаясь объяснить связанные с этим трудности. Не выказывая никаких признаков веры, Троцкий ответил: “Посмотрим!” Как оказалось, на самом деле, из всех американцев, живших в Койоакане, Джо был единственным, с кем Троцкий лучше всего ладил и к кому испытывал наибольшее уважение.

В конце октября уехал в США и Ян Френкель. В начале ноября Габи приехала из Франции с нашим сыном. Хотя она была членом группы Молинье во Франции, находясь в Мексике, она согласилась не заниматься какой-либо политической деятельностью. Поселившись в Койоакане, она начала помогать Наталье по хозяйству, как и в Барбизоне.

Троцкий и Жан ван Хейенорт