Дуэль до первой смерти

Люблю, признаться, что-нибудь под настроение спеть, вживую, без всякой там фонограммы. Кое-кому, кстати, нравится, например, самому мне. Другим – как-то не очень. Слуха, говорят, у меня нет. И голоса. Можно подумать, у всех остальных есть. А ведь мелькают в «ящике» и даже считаются звездами.

Хозяин квартиры, мой куратор, уныло восседал на табурете в собственной кухне с полотенцем у рта и что-то жалостно бубнил сквозь это самое полотенце. О Женевской конвенции и гуманном отношении к военнопленным. Иннокентию Семеновичу страшно не нравились издаваемые мною волшебные звуки, думаю, если бы ему предложили на выбор прослушать еще пару шлягеров в моем исполнении или подвергнуться пыткам, бодрый старик наверняка выбрал бы последнее.

– Больно? – подошел поближе и погладил ласково заросший седым волосом затылок.

– Ебдктк, – очевидно, это означало «тебе бы так».

– А нечего конечностями размахивать, тоже мне, Брюсов Ли из Свиблова. Серега!

– Что? – раздалось из глубины квартиры.

– Иди кофе пить.

– А орать не будешь?

– Я тихонько, с душой.

Маруську окружают
Шестнадцать штук врачей,
И каждый врач вынает
Свой ножик из пышных грудей…

Семеныч затряс головой и принялся стонать.

– Ты, кажется, обещал потише. – Серега появился на кухне, пристроился у окошка и принялся пить кофе из большой синей кружки.

– Ну, извини, – забросил в красную в белый горошек чашку пару ложек порошка, залил кипятком, добавил сахару. Сделал пару глотков и аж замычал от наслаждения. Достал сигареты и зажигалку. Куратор что-то возмущенно забубнил.

– А тебя, сволочь старая, вообще не спрашивают, – и с удовольствием закурил. Сергей – тоже. Исключительно из принципа.

– Я так понимаю, – он выпустил струю дыма в сторону пострадавшего, тот брезгливо отвернулся, – товарищ решил поизображать умирающего лебедя. Плоскогубцы, что ли, поискать? – повернулся к хозяину квартиры: – Не подскажете, уважаемый, где у вас тут инструменты?

– Не стоит. – Я допил кофе и решительно отставил чашку в сторону. – Закрой лучше уши.

– Может, не надо?

– Надо, брат. Развяжи его, кстати.

Маруську в крематорий
И в печь ее сують.
В тоске и страшном горе
Миленок ее тут как тут.
Я сам ей жисть испортил,
Подлюга я и хам.
Насыпьте пеплу в портфель
На память четыреста грамм.

– Хватит, Ильин, – несколько с натугой проговорил Семеныч. – Довольно, – отбросил в сторону полотенце, встал на ноги и по мере возможностей изобразил праведный гнев.

– Ты еще, гнида старая, скажи, что не понимаешь причины столь наглого вторжения, – молвил я и опять полез за табачком. – И лучше сядь, а то я что-то немного нервный сегодня, – тот послушно опустился на табурет.

– А неплохо ты его приложил, – отметил Сергей. Посмотреть действительно было на что. Губы у куратора распухли и стали прямо как у той светской львицы и по совместительству писательницы, под правым глазом набух хороший синяк: это я ему, уже падающему, добавил с левой. – Зверь вы, сударь.

– А что прикажешь делать, когда хулиганы зрения лишают? – скорбно спросил я и стряхнул пепел в чайное блюдце. – Ладно, друг любезный, пошутили и хватит. Давай-ка общаться.

– Что тебе надо? – зыркнул исподлобья куратор. Если бы такие взгляды могли жечь, прямо сейчас на кухне вспыхнул пожар.

– А сам не понимаешь? – вступил в разговор Сергей.

– Для особо тупых, – ласково проговорил я. – Сейчас мы зададим тебе несколько вопросов, ты правдиво на них ответишь, после этого расстанемся.

– Скажи этому, чтобы вышел и дай мне телефон.

– Зачем?

– Я должен поставить в известность руководство.

– Ну, ешкин по дрова, – пригорюнился я. – О чем? О том, что ты хотел сдать меня мальчикам Климова?

– Это еще надо доказать.

– По-моему, – не выдержал Луценко, – ты ему все-таки слабовато приложил. Дай-ка я попробую, – и начал вставать.

– Мы пойдем другим путем, – возразил я и, обращаясь к Семенычу, продолжил: – Слушай сюда, убогий, – обворожительно, как самому показалось, улыбнулся. – Пытать тебя никто не собирается. Просто мы тебя как следует зафиксируем, потом обмотаем чем-нибудь липким, как мумию, и отправимся искать Климова. Когда управимся, придем и распакуем.

– А не управимся, – продолжил Сергей, – так и не придем. А ты будешь лежать здесь и помирать.

– Долго и мучительно. – Я встал и поставил чайник на плиту. – Короче, сам решай.

– Ты этого не сделаешь, – по-моему, и сам не поверил в сказанное.

– Неужели, – удивился я. – И почему?

Куратор открыл было рот и так и остался сидеть с ним, раскрытым. Действительно, почему?

– Мой звонок в милицию зафиксирован, – родил наконец. И глянул торжествующе.

– Щас, – от души рассмеялся Сергей. – Записано и доложено. Ерунда все это, дедуля, уж ты мне поверь.

И тот поверил, потому что загрустил не по-детски.

– Спрашивай, – проговорил и тяжко вздохнул.

– Когда вы подружились с Климовым?

– Полгода назад.

– Просто так приехал и предложил денег?