Я припал глазом к щели в стене сарая. И сразу наткнулся на взгляд приникшей с другой стороны Анюты! Его сияние втекло в меня каким-то небесным бесстрашием и безмерной силой… От неожиданности я даже немного отпрянул и прикрыл глаза рукой.
– Что там? – с любопытством спросил часовой.
– Ух ты! – пройдя вдоль щели дальше, я подмигнул Андрею.
– Что? – часовой отложил штык и брусок.
– Что они там творят!.. Вот это да!.. Слушай, давай постами поменяемся?
Часовой наконец вскочил и, оставив ружье у колоды, шагнул к стене.
– Да где? Что?.. – пригнувшись, он азартно сунулся к той же щели.
Я тут же ахнул его березовым поленцем по балде.
Ключ от навесного ржавого замка нашелся у простака на ремне…
Мы с Андрейкой мигом затащили часового в амбар.
– Ох, Ванюшка, ох проказник! – радостно запричитал дед Митя.
Бабушка Агаша вцепилась в меня, но смотрела мужественно и внимательно.
А Аня-Тася… смотрела так, что я думал, кинется ко мне на шею. И я был готов шагнуть к ней, но между нами на полу как раз Степан и Фрол снимали подсумок и патронташ с часового. Андрей отстегивал с ремня клинок…
Часовой вдруг судорожно вздохнул и зашевелил губами.
– Слава богу, дышит!.. – присела над ним Тася.
Андрей тут же ляпнул его снова прикладом по голове. Анюта ахнула.
– Вот и хорошо, – кивнул Андрей. – Пусть дышит дальше.
Фрол и Степа осторожно выглянули в двери, выдвинулись – покрутили головами над бурьяном.
– Чего там? – спросил Андрейка. – Вдоль омшаников до рощи как?
– Чисто!
– Уйдем! – подтвердил вернувшийся Фрол.
– Пешими?
– Зачем?..
За кустами смородины и некошеным бурьяном, скрывающими нас от солдатского бивака, цепочкой мы прокрались к коновязи.
Мы с Фролом на четвереньках подползли и отвязали семь коней. А поводья почти всех остальных прикрутили к жердине морскими узлами. Вернее, я вязал морскими, а Фрол – каким-то гужевым, неведомым мне способом. Степан с Андреем в это время подрезали подпруги на седлах…
По завершению сей операции, за стогом сена мы с Андрейкой подсадили бабушку Агашу на самого мускулистого рысака, на котором уже сидел и принимал ее сверху дед Митя.
Решили больше не таиться. Каждая секунда промедления могла нас погубить. Кто-то мог хватиться часового у амбара и поднять тревогу, или толпа солдат приперлась бы к коновязи.
Андрейка рубанул ладонью – и все мы, попрыгав в седла, и, разом подняв страшный шум, пустили коней с места в карьер…
Сзади грянул взрыв солдатских криков, и скоро вслед нам затрещали ружейные выстрелы. В мелькающих прогалах между избенок и кустарников взлетали белые дымки…
Но мы дружно, не отставая уже поворачивали за Андреем на лесную сакму[4]
…Я ждал, что дед с бабкой будут ехать по определению медленно, но Митя, видно не желая никому быть обузой, разогнал коня так, что на сакме всех опередил. Агаша только ойкать успевала.
Тася же всегда была ладной наездницей. Правда, сейчас явно стеснялась развевающегося и обнажающего ноги бального платья.
Проскакав три рощи, при въезде в глухой ельник мы остановились на распутье. Погони можно было уже не опасаться. Подождали отставших…
– Куда ведет эта тропа? – спросил я Андрейку, кивнув на колею вдоль леса.
– Направо – на московскую дорогу в Тверь. Налево – на Опалиху.
Подоспел Степан, конь под ним был все-таки зацеплен пулей – вскользь по задней голени – и прихрамывал.
– Ну всё, ушли, – резюмировал наш командир. – Все целы?
Целы были все. Только Агаша все крестилась и, держась за бок, тихо охала.
– Деда Митя, езжайте теперь с бабушкой шагом, – четко отдавал распоряжения Андрюшка. – Степка, пересядешь к Фролу…
– Так теперь куда? – спросила Анечка.
– В лагерь Сеславина, – важно ответил Андрей.
Аня даже в ладони захлопала:
– Шарман!..
А я развернул коня направо – на колею вдоль ельника:
– Ну, счастливого пути.
Анюта резко обернулась, красивые губы вздрогнули:
– Как?!
Тишина упала такая, будто даже птицы перестали гомонить на ветках…
Андрей молча подъехал ко мне чуть не вплотную, тихо спросил:
– А ты?
– Я… не предатель, – ответил я тоже вполголоса.
Бабушка ахнула и зачем-то начала слезать с коня. Я встретился с тишайшим взглядом деда Мити и понял: дед все время ждал и боялся как раз этого моего решения.
– Ты дурак, нет?!.. – вдруг раскричался Андрейка. – Совсем там в Парижах свихнулся?
Я хлопнул его по плечу:
– Береги «невтонов»! – И обнял с седла. Крепко ударил по рукам Степана и Фрола.
Низко нагнувшись обнял плачущую бабушку Агашу, деда, подъехал к Анюте…
Мы целую долгую минуту смотрели друг другу в глаза. Я искал в Тасином взгляде понимание, сочувствие, но находил лишь тревожную тоску. Не выдержав, протянул руку и осторожно погладил чуть дрогнувшую атласную щечку девушки.
– Я не спросил, куда выехала из Москвы твоя матушка?..
– В Ярославль.
– Поезжай к ней…
– Нет, – ласково ответила Тася.
– Не женское это дело – политика…
– Какая политика? – улыбнулась она недоуменно.
Я поцеловал ей только пальцы, но ее рука сама нежно задержалась на моей давно не бритой щеке. Тогда я хлестнул коня и бросил его с места в красивый галоп. Но футов через сто опять остановился и глянул назад, подняв рысака на дыбы.