Дуэль нейрохирургов. Как открывали тайны мозга и почему смерть одного короля смогла перевернуть науку

К примеру, многие врачи на приеме спрашивают у пациента, сколько у него детей. Ответ «не знаю» может быть катастрофическим для благополучия человека, ведь каким монстром нужно быть, чтобы не помнить собственных детей? Короче говоря, конфабуляция может быть защитным механизмом, с помощью которого люди пытаются скрыть нарушения психики даже от самих себя.

В качестве другого защитного механизма некоторые конфабуляторы изобретают вымышленных персонажей и приписывают им свои недостатки. Один алкоголик с упоением рассказывал своему врачу о чертенятах, которые постоянно вламываются в его квартиру даже после того, как он поменял замки, и крадут вещи, вроде пульта от телевизора. В конце концов он выдворил чертенят на улицу морозной январской ночью. Но чуть позже он почувствовал себя виноватым, закутал чертенят в покрывало, а потом вызвал «Скорую помощь».

На самом деле медики нашли на улице его, вдребезги пьяного и почти голого. Рассказывая эту историю, он фактически сочинял аллегорию налету.

Это было замечательной уловкой для человека с поврежденным мозгом, и она позволила ему задуматься о собственных изъянах, не впутывая в дело самого себя.

Как показывает этот последний случай, не всегда бывает ясно, понимают ли конфабуляторы, что они лгут. Большинство как будто пребывает в блаженном неведении, и многие неврологи настаивают, что пациенты с синдромом Корсакова не понимают, что происходит. Но возможно ли это?

Закрытие пробела в памяти, даже подсознательное, свидетельствует о том, что на каком-то уровне конфабуляторы знают о существовании этого пробела. Это значит, что они знают и не знают одновременно. Возникает логический парадокс, поднимающий трудные вопросы о том, можно ли действительно обманывать самого себя, а в более широком смысле – вопросы о природе правды и лжи.

Представьте, как вы спрашиваете конфабулятора, что он ел на завтрак. Если он не находится в острой стадии расстройства, то может ответить: «Остатки холодной пиццы». Но разумеется, вполне возможно, что он на самом деле ел холодную пиццу на завтрак, а следовательно, говорит правду, даже если его мозг пытается (сознательно или неосознанно) обмануть вас. Как вы это назовете? Ни «ложь», ни «правда» не могут полностью описать этот феномен. Он более тонкий, и некоторые неврологи стали называть его «правдивой ложью».

Если отложить в сторону философские головоломки, изучение конфабуляции помогло сделать память настоящим объектом неврологических исследований в прошлом веке, так как ученым наконец удалось связать память с анатомией и биологией мозга. Но величайший прорыв в исследованиях памяти за последние сто лет не имел отношения к конфабуляции. На самом деле большинство исследований памяти до 1950-х годов опирались на ошибочное предположение о том, что все части мозга вносят равный вклад в формирование и хранение воспоминаний. Для настоящего прорыва понадобилось нечто радикальное: халтурно проведенная операция по лоботомии.

* * *

В начале 1930-х годов велосипедист из Коннектикута сбил маленького мальчика, который упал и расколол череп. Никто не знает, был ли этот инцидент единственной причиной эпилепсии, – трое его двоюродных братьев страдали эпилепсией, так что он мог иметь предрасположенность к ней, – но удар послужил дополнительным стимулом, и в возрасте десяти лет у него начались припадки. Каждый продолжался около сорока секунд. Мальчик разевал рот, закрывал глаза и начинал дергать руками и ногами, словно подвешенный на нитках у кукольника.

Первый по-настоящему сильный припадок случился с ним в день его пятнадцатилетия, когда он ехал в автомобиле со своими родителями. За ним последовали новые, в учебном классе, дома и в магазине – до десяти припадков в день и как минимум один тяжелый эпизод в неделю.

Бесцельная ложь может быть защитным механизмом, с помощью которого люди пытаются скрыть нарушения психики даже от самих себя.

В том возрасте, когда большинство подростков находятся в поисках своей личности, он был тем, кем ему меньше всего хотелось стать: парнем, который трясся всем телом, прикусывал язык, терял сознание и писался в постель. Ему было так тяжело, что он ушел из колледжа и получил диплом в двадцать два года, уже в другом колледже. В конце концов он стал жить дома и работать в автомагазине.

Наконец отчаявшийся молодой человек, вскоре вошедший в историю под инициалами Г. М., решил прибегнуть к хирургической помощи. Подростком он сам мечтал заниматься нейрохирургией и изучать работу мозга. Но хотя Г. М. внес большой вклад в нейрохирургию, из-за своего расстройства он так и не осознал собственного значения.