Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

К 12–14 ноября поэт согласился на мир с Дантесом. Таким образом, его угроза мести, услышанная Вяземской 14 ноября, ни в коем случае не имела в виду поединка. Понять смысл пушкинских слов помогает ссылка на «подвиги Раевского». Приятель Пушкина Александр Раевский подверг публичному оскорблению могущественного генерал-губернатора графа М.С. Воронцова. Следуя его примеру, поэт вознамерился всенародно обличить королевского министра барона Геккерна.

Император Николай I имел беседу с Пушкиным по поводу ноябрьской дуэли, а позднее получил исчерпывающие объяснения от Жуковского. К услугам императора были и другие источники информации. В разгар суда над Дантесом Николай сообщил брату Михаилу Павловичу следующие сведения: Геккерн «точно вёл себя как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина… и всё это тогда открылось, когда после первого вызова на дуэль… Дантес вдруг посватался на сестре Пушкина; тогда жена открыла мужу всю гнусность поведения обоих»¹⁰⁴². Император точно передал последовательность событий. Дантес посватался к Катерине, а после этого Наталья Николаевна разоблачила сводничество старика Геккерна.

До 14 ноября Пушкин помышлял об обычном поединке, какие бывают между людьми чести. После 14 ноября он понял, что имеет дело с бесчестными противниками, и тогда воспламенился идеей мести послу, посягнувшему на покой его семьи. Гнев поэта усугублялся уверенностью в том, что старик Геккерн всегда сочувствовал планам Дантеса в отношении Натальи и способствовал их роману. В этом случае он заблуждался.

Имеются серьёзные основания утверждать, что пасквиль уязвил гордость поэта не в момент получения его в начале ноября, а после того, как он пришёл к мысли, что подлый и бесчестный удар нанесён ему послом.

Ноябрьская дуэльная история чётко делится на два этапа. На первом этапе Пушкин весь гнев обратил против Дантеса. Он вызвал его на дуэль и категорически отказался с ним видеться, но зато трижды встречался с Геккерном – 5, 6 и 13 ноября. Поэт дружелюбно согласился исполнить просьбы дипломата об отсрочке поединка. Совершенно очевидно, что в то время поэт ещё ничего не знал и даже не догадывался о сводничестве Геккерна. После 14 ноября он понял, что его злонамеренным недругом является не кавалергард, а его приёмный отец. После этого он утвердился в намерении оставить в покое Дантеса, но решил обрушить месть на голову министра.

Источники позволяют установить, когда и при каких обстоятельствах Наталья Пушкина решилась сказать мужу правду о поведении посла. Сохранилось краткое письмо Дантеса – ответ на две спешные записки посла. Барон известил сына, что Натали призналась мужу «в письмах». Французский исследователь А. Труайя датировал записку 6 ноября 1836 г.¹⁰⁴³ Вывод Труайя не вызвал возражений Серены Витали. «Записка датируется предположительно, на основании содержания и того, что в этот день Дантес находился на дежурстве по полку», – подтвердили издатели записки¹⁰⁴⁴. Содержание записки даёт возможность датировать её более точно¹⁰⁴⁵.

В записке Дантес, обращаясь к отцу, писал: «Бог мой, я не сетую на женщину (Натали. – Р.С.) и счастлив, зная, что она спокойна, но это большая неосторожность, либо безумие, чего я, к тому же, не понимаю, как и того, какова была её цель… ты не говоришь, виделся ли с сестрой (Катериной Гончаровой. – Р.С.) у тётки (Е.Н. Загряжской. – Р.С.) и откуда ты знаешь, что она (Наталья Николаевна. – Р.С.) призналась в письмах»¹⁰⁴⁶. Из записки следует, что француз не сразу осознал значение случившегося. Он ещё не расстался с прежними чувствами и писал, что «счастлив, зная, что Натали спокойна». Уже 16 ноября от старых настроений не осталось и следа. На приёме у Фикельмон В. Соллогуб спросил Жоржа о жене Пушкина. Тот отвечал: «Mon cher, c’est une mijaure»[Дорогой мой, она – кривляка]¹⁰⁴⁷. Поручик дал волю раздражению, назвав предмет обожания кривлякой. В записке отцу Дантес ещё называл Катерину привычным именем «сестра» (Пушкиной). Лишь в конце записки он нашёл слова, чтобы похвалить «восхитительное» поведение Е. Гончаровой. Похвала была более чем двусмысленной. Свояченица Пушкина доносила Геккернам обо всём, что происходило в доме поэта. Это сделало семью поэта уязвимой для интриг Геккернов.