Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Дантес выражал крайнюю тревогу по поводу того, что Натали призналась «в письмах», т. е. показала мужу любовные письма поручика. Если верить Александрине Гончаровой, Пушкина получила от Дантеса одно-единственное письмо. Однако сомневаться в существовании целой переписки не приходится. Сам Дантес прямо писал, что Натали призналась «в письмах», т. е. не в одном письме. Во время разбирательства в военном трибунале Дантес сделал следующее признание: «Посылая довольно часто к Г-же Пушкиной книги и театральные билеты при коротких записках, полагаю, что в числе оных находились некоторые, коих выражение могли возбудить его щекотливость как мужа, что и дало повод ему упомянуть о них… как дурачества, мною писанныя»¹⁰⁴⁸. Показания поручика были запротоколированы казённым русским слогом.

Наталья предъявила мужу любовные письма Дантеса, чтобы окончательно оправдаться в его глазах. Но её поступок был продиктован также чувством ревности. Затеяв сватовство, Дантес не дал себе труда подумать над тем, какое впечатление это произведёт на Натали. Как и Пушкин, Натали сначала не придавала значения известиям о сватовстве Жоржа к Катерине. Но ситуация решительно переменилась, когда на свет появилось «материальное доказательство» любви Дантеса к Катерине, после чего Пушкин согласился на отмену поединка и договорился с Геккерном насчёт брака Катерины с Дантесом.

Сговор 12–13 ноября вызвал бурю в душе Натальи. Одна из самых осведомлённых и проницательных свидетельниц, Долли Фикельмон писала в дневнике, что Натали не желала верить тому, что Дантес предпочёл ей сестру и «по наивности или, скорее, по своей удивительной простоте спорила с мужем о возможности такой перемены в его сердце (сердце Жоржа. – Р.С.), любовью которого она дорожила, быть может, из одного тщеславия»¹⁰⁴⁹. Натали не могла скрыть от окружающих охватившее её смятение. Как записала Софи Карамзина, «Натали нервна, замкнута и, когда говорит о замужестве сестры, голос у неё прерывается»¹⁰⁵⁰.

В письме Геккерну Пушкин заметил: «Ухаживания и постоянство в конце концов производят некоторое впечатление на сердце молодой женщины», но тогда «муж, если только он не глупец, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином её поведения»¹⁰⁵¹. В качестве поверенного Пушкин должен был выслушать исповедь жены до конца. Дело не ограничилось знакомством с перепиской.

Из всех писем наибольшее внимание Пушкина привлекла нота с отказом от видов на Натали. То, что она попала в руки поэта, не вызывает сомнения. В письме к Нессельроде Геккерн сообщал, что г-жа Пушкина воспользовалась письмом, которое сын написал по его требованию, «чтобы доказать мужу и родне, что она никогда не забывала вполне своих обязанностей», т. е. попросту была верна мужу¹⁰⁵².

Александр Сергеевич был великолепным стилистом, и ему нетрудно было заметить, что нота лишь подписана Дантесом, но сочинена опытным дипломатом. Нота оскорбила Наталью, но едва ли она могла сама догадаться, кто её составил. Открытие мужа должно было ожесточить женщину против Геккерна. Оказалось, что письмо сочинил посол, а не его сын.

Получив в свои руки письма Дантеса, Пушкин вспомнил о «дипломе» Рогоносца и взялся за их сличение. Расследование о «дипломе» было длительным. Об этом поэт сам рассказал в письме к Геккерну (17–21 ноября 1836 г.). Анонимное письмо, утверждал он, было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого взгляда он напал на следы автора: «…я был уверен, что найду негодника. В самом деле, после менее чем трёхдневных розысков я знал положительно, как мне поступить»¹⁰⁵³. Первый шаг «розысков» занял примерно три дня. Пушкин не установил имя «шутника», но уяснил направление дальнейших поисков.

Важнейшей вехой в ходе расследования стал визит поэта к Михаилу Яковлеву 8 ноября. Лицейский товарищ Пушкина служил под начальством Сперанского и был директором типографии II Отделения собственной его величества канцелярии. При печатании «Пугачёва» Яковлев помог другу в выборе бумаги, шрифтов и пр. Обследовав экземпляр пасквиля, принесённый поэтом, «Паяс» (лицейское прозвище Яковлева) высказал мнение, что бумага, использованная при изготовлении «диплома», «иностранная и, по высокой пошлине, наложенной на такую бумагу, должна принадлежать какому-нибудь посольству»¹⁰⁵⁴.

Пушкин надеялся, что сведения Яковлева помогут ему напасть на след мистификатора. В письме к Бенкендорфу от 16–21 ноября 1836 г. поэт писал: «По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего света, от дипломата»¹⁰⁵⁵.

Поэт не мог назвать имя сочинителя пасквиля, но верно определил направление поисков. Следы интриги вели к дипломатам, т. е. лицам, связанным с Министерством иностранных дел, в котором служил Пушкин.

Расследование вступило в решающую фазу после того, как в руки Пушкина попала переписка его жены с Дантесом.