Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

В 1821 г. у него вышло столкновение с французом Дегильи. Последний сначала предложил биться на саблях, а затем вовсе отказался от боя, за что был опозорен Пушкиным. Весной 1822 г. на поединке с офицером Генерального штаба Зубовым Пушкин не стал отвечать на неудачный выстрел противника и спросил его: «Довольны Вы?» После этого он удалился домой.

В том же году он имел дуэль с командиром Егерского полка С.Н. Старовым. Была метель. Пушкин выстрелил первым и не попал. Противники дважды обменялись выстрелами, а затем поединок был прекращён из-за снегопада и мороза. Вскоре же дуэлянт дал пощёчину молдавскому боярину Т. Балшу, что едва не привело к новому поединку. В 1824 г. А.И. Тургенев передал Вяземскому толки, будто в Одессе Пушкин дрался на дуэли, но противник отказался стрелять в него.

Почти бретёрское поведение Пушкина объяснено Ю. Лотманом: «В кишинёвский период Пушкин оказался в обидном для его самолюбия штатского молодого человека в окружении людей в офицерских мундирах, уже доказавших на войне своё мужество»¹³⁵⁸. Из ссылки поэт вернулся, имея славу лучшего поэта России и отчаянного дуэлянта, что сказалось на его последующих поединках. Они приобрели в значительной мере ритуальный характер.

Исключением могла стать дуэль Пушкина с графом Толстым-«Американцем». Тот распространял клевету по поводу высылки поэта из столицы в 1820 г. Вызов был послан лишь в 1826 г., после возвращения поэта из Михайловского. Стараниями друзей дело было улажено.

В Петербурге Пушкин намерен был стреляться с Н.И. Тургеневым, но затем одумался и просил у него прощения. В 1827 г. поэт принял картель от В.Д. Соломирского. В 1828 г. поэт потребовал объяснений у секретаря французского посольства Лагренэ, предположительно из-за Закревской. История была чревата дуэлью. В 1836 г. он вызвал на поединок графа В. Соллогуба, затем С.С. Хлюстина¹³⁵⁹. Характерен инцидент с генералом Репниным, героем Отечественной войны, который был на двадцать лет старше поэта. Репнин и министр Уваров были женаты на родных сёстрах. Ода Пушкина «На выздоровление Лукулла» косвенно затронула семью Репнина. Толки по этому поводу дошли до поэта в искажённом и преувеличенном виде, и он послал генералу письмо с требованием объяснений. «Как дворянин и отец семейства, – писал Пушкин князю, – я должен блюсти мою честь и то имя, которое я оставлю детям»¹³⁶⁰. Другому своему «противнику» юному В. Соллогубу поэт пояснил, что как общественный деятель он находится в полной зависимости от света и светского мнения. «Неужели вы думаете, – сказал он, – что мне весело стреляться? Да что делать. Я имею несчастье быть человеком публичным, и, знаете, это хуже, чем быть публичной женщиной»¹³⁶¹.

Дуэли Пушкина по большей части не имели ни серьёзных поводов, ни драматических последствий. Столкновение с Дантесом было исключением. Поединок был следствием долгого и мучительного конфликта. Поэт готовился к поединку самым тщательным образом. Сохранилось известие о том, что в январе 1837 г. он встретился в книжном магазине с ротмистром графом Е.Е. Комаровским и просил назвать ему какую-нибудь книгу по дуэли¹³⁶². Пушкина интересовали как прецеденты, так и правила ведения боя.

Насколько легко и скоропалительно поэт посылал картели в молодости, настолько мучительно и трудно далось ему решение написать письмо послу Геккерну, которое сделало дуэль неизбежной.

«Пушкин любил бой», – писал Ю.М. Лотман. Конспирация тайных обществ, участие в схватке у Эрзерума, пыл журнальной полемики, азарт карточной игры, хладнокровная смелость у барьера на поле чести – всё имело общий психологический корень: «Есть упоение в бою»¹³⁶³. Справедливо, что смертельный риск, битва, азартная игра манили Пушкина. С друзьями он не раз обсуждал загадку – «непонятное желание человека, когда он стоит на высоте, броситься вниз»¹³⁶⁴.

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья.

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю…

Но едва ли можно усомниться в том, что его подлинной стихией была гармония.

По преданию, гибель Пушкина была предсказана ему гадалкой Александрой Кирхгоф. Ранние записи из дневника историка М.П. Погодина донесли слова, исходившие непосредственно от поэта. Его родственник Д.В. Веневитинов в 1826 г. рассказал Погодину следующее: «Ему (Пушкину. – Р.С.) предсказала судьбу какая-то немка Кирхгоф и грек (papa, oncle, cousin) в Одессе. „До сих пор всё сбывается, – сказал Пушкин, по словам Веневитинова, – например два изгнания. Теперь должно начаться счастие. Смерть от белого человека или от лошади, и я с боязнью кладу ногу в стремя… и подаю руку белому человеку“»¹³⁶⁵.

В 1827 г. Пушкин опубликовал в журнале ядовитую эпиграмму на А.Н. Муравьёва. Встретив вскоре же редактора журнала М.П. Погодина, он сказал: «А как бы нам не поплатиться за эпиграмму? – Почему? – Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека или белой лошади»¹³⁶⁶.