Дуэль Пушкина

5 февраля 1836 г. фрейлина Н.К. Мердер записала в дневнике, что видела счастливых госпожу Пушкину с Дантесом, и это подтвердило правильность сделанных ею ранее наблюдений — «они безумно влюблены друг в друга»[819]. 6 марта Дантес сообщил приёмному отцу, что наследник престола на балу во дворце «шутит со мной о ней»[820].

Роман стал предметом шуток не только при дворе, но и в семье поэта. Сестра Пушкина писала о Дантесе в конце 1836 г.: «Ни для кого не была секретом его страсть к Натали. Я хорошо знала об этом, когда была в Петербурге и часто подшучивала по этому поводу»[821].

Пушкин был удручён заботами. Его жена испытывала упоение от своего успеха в свете[822].

Переписка с приёмным отцом преподнесла Дантесу неприятный сюрприз. Его восторженные откровения не вызвали у старого барона ничего, кроме раздражения. «Знаю, — писал сын, — эти подробности (любви к Натали. — Р.С.) тебя удручают» (2 февраля 1836 г.); «не ревнуй, мой драгоценный: ты-то останешься навсегда, что же до неё — время окажет своё действие… ничто не будет напоминать мне ту, кого я так любил. Ну а к тебе, мой драгоценный, меня привязывает каждый новый день всё сильнее» (14 февраля)[823].

Уговаривая Жоржа пожертвовать увлечением, Геккерн прибегнул к неожиданному аргументу. Сын воспроизвёл этот аргумент, воспроизвёл в своем письме: «ты» (отец. — Р.С.) написал, «будто до меня она хотела принести свою честь в жертву другому»[824]. Указание на «другого» имело в устах дипломата особый смысл, потому что «другим» был император всероссийский.

Барон Геккерн и его сын

Пушкин имел все основания саркастически отзываться об отношениях Геккерна и его «так называемого» сына. Дантесу было 22 года, послу — 41, когда «старый» Геккерн привёз юношу в Петербург. В мае 1835 г. барон начал хлопотать об усыновлении кавалергарда, что должно было положить конец неблагоприятным толкам об их нежной дружбе. Переписка Жоржа с приёмным отцом пестрит любовными объяснениями и ревнивыми упрёками самого недвусмысленного характера. «Надо бы, чтобы ты был рядом, чтобы я мог много раз поцеловать тебя и прижать к сердцу надолго и крепко»; «Как же крепко мы обнимемся!» — писал молодой человек Геккерну[825]. Одно из первых писем (от 11 августа 1835 г.) Жорж заканчивал словами, посвящёнными поездке барона в Италию: «…может быть, Вы поедете туда, глаза там очень большие и очень чёрные, а сердце у вас чувствительное, так что…»[826] Его слова проникнуты ревностью, а также беспокойством по поводу имущественного устройства. Нидерландские законы воспрещали Геккерну отказать своё состояние усыновлённому французу, пока самому барону не исполнится 50 лет[827]. Ввиду этого молодой офицер опасался, что за 6 лет у приёмного отца появится другой фаворит.

В России гомосексуализм считался худшим грехом. Отсюда постоянные старания Дантеса завоевать славу донжуана и сердцееда. Дуэль сына с Пушкиным грозила разрушить карьеру посла. Но изобличение в грехе могло привести к катастрофе много раньше дуэли. Уязвимость положения объясняет, почему Геккерны стремились избежать какой бы то ни было огласки и скандала, которые могли бы привлечь внимание света.

Барон не ревновал сына к Супруге, а позднее к Екатерине Гончаровой ввиду равнодушия к ним Жоржа. Увлечение же Пушкиной перевернуло сердце Дантеса, и это встревожило Геккерна.

Резко отрицательное отношение Геккерна к роману сына объяснялось не одной ревностью, но и трезвым расчётом. Дантес считался одним из самых завидных женихов. Устроив с умом его брак, посол мог получить большие выгоды. Роман сына с Пушкиной грозил расстроить планы дипломата.

Обеспокоенный гневом благодетеля, Дантес попытался успокоить его. Уже 14 февраля 1836 г. он уведомил барона, что «стал немного спокойнее» и допускал критические замечания по поводу предмета своего обожания («в этой женщине обычно находят мало ума»)[828]. 6 марта Жорж выразил готовность подчиниться воле отца: «Господь мне свидетель, что уже при получении твоего письма я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя. Решение моё было великим… я ни мгновения не колебался» и пр.[829] Своё «великое решение» поручик подтверждал ссылками на факты: «…я избегал встреч так же старательно, как прежде искал их, я говорил с нею со всем безразличием… но думаю, что не выучи я твоего письма, мне недостало бы духу»[830]. По всей видимости, письмо Геккерна содержало подробную инструкцию сыну, как следует вести себя с красавицей. В новом письме от 28 марта Жорж подтверждал: «…как и обещал, я держался твёрдо, я отказался от свиданий и от встреч с нею: за три недели я говорил с нею 4 раза»[831].

В письме от 6 марта Дантес уверял благодетеля, что победил в себе безудержную страсть, от которой «осталось лишь преклонение да спокойное восхищение созданьем, заставившим моё сердце биться так сильно»[832]. Однако уже 28 марта он сознаётся: «…не могу скрыть от тебя, что всё ещё безумен»[833].