Оставшиеся до отлета в Москву дни прошли без заметных событий. Скрепя сердце, Юра, с молчаливого согласия Родика, передал все ювелирные украшения, за исключением взятых на консигнацию, Обществу советско-венесуэльской дружбы, хотя гарантий, что можно будет получить за них деньги или хотя бы вернуть вещи назад, не было никаких. Одно успокаивало: передаточные акты оформили на все ввезенные изделия, тем самым закрыв вопрос с московской таможней по поводу их возврата с выставки. Составление договоров, описей, инвентаризация и размещение наиболее интересных образцов в витринах занимали все дневное время, что практически лишило Родика и Юру возможности посмотреть Каракас. В редкие свободные минуты они бегали по магазинам в поисках подарков для родных, сувениров для друзей и сотрудников, а также пытались договориться с магазинами о принятии части украшений на реализацию, поскольку понимали всю опасность передачи изделий в одни руки — можно было потерять сразу все. Однако, несмотря на помощь Габриэля, ни один магазин не решился подписать международный договор, ссылаясь на отсутствие опыта работы с Советским Союзом.
Родика радовало лишь то, что дневная рутинная работа вечерами сменялась приятным отдыхом с Мари. За эти дни он привык к ней и после второй встречи попросил Карлоса оставлять ее на всю ночь. Правда, обходилось это каждый раз в триста долларов, но Родик был готов платить. В последний вечер Карлос появился с Мари и еще одной девушкой, пояснив: «Росинес — презенте». Родик понял, что это щедрый подарок Карлоса, и оценил, что тот, поняв предпочтения Родика, подобрал ему смуглую креолку небольшого роста с огромными темными глазами, очень короткой стрижкой и маленькой грудью. Росинес прекрасно дополняла Мари, и Родик, вступивший на стезю сексуального познания, не колеблясь, принял этот прощальный дар полюбившейся Венесуэлы.
Утром ему предстояло отправиться в долгую дорогу сначала до Кубы, где он решил, независимо от времени ожидания, не покидать аэропорт, а потом домой.
ГЛАВА 25
Успех одаряет очень многим, только не друзьями.
Вовенарг
Предсказание Ивана Петровича о том, что делегация вернется в другую страну, не сбылось. Все было по-прежнему, только теперь Горбачев — генеральный секретарь боролся с Горбачевым-президентом, то стремясь возвратиться в спокойное брежневское социалистическое русло, то пытаясь сделать рывок к бурному капитализму. Горбачев, как бензиновое пятно в грязной дорожной луже, болтался из стороны в сторону, теряя доверие и подвергаясь критике и правых, и левых, и центристов. Народ же, привыкший за годы советской власти вообще не реагировать на политические изменения, не интересовали такие тонкости. Никто, как и до появления президентства, не понимал, кто такие правые, левые и тем более центристы. Поэтому, как и раньше, продолжали культивировать национальное самосознание, хотя что это такое, с трудом догадывались и постоянно путали национальное самоутверждение, защиту национальных интересов, патриотизм и банальный национализм, винивший во всех бедах инородцев.
Инородцев в каждой республике СССР было много, но больше всех русских. Их и стали во всем винить. Русские же в ответ придумали своих инородцев. Вероятно, потому, что извечные враги — евреи никого не винили, а просто убегали в другие страны, стали преследовать кавказцев. Масла в огонь подлил провозглашенный лидером нации Солженицын, объяснивший, «как нам обустроить Россию». Из всего насоветованного основная масса усвоила только одно — бежать из СССР, наполненного дармоедами. Тут вмешались монархисты, считающие, что надо бежать не только из СССР, а вообще в прошлое, когда пищи было так много, что Россия кормила весь мир. Во всю эту сумятицу влились церковные конфессии, деятельность которых больше не преследовалась. Это повлекло украшение национализма религиозной нетерпимостью. Что-то изменить в этом хаосе путем отмены статей Конституции и переименования должностей лидеров было невозможно.
В общем, страна, как и до отъезда Родика в Венесуэлу, бежала одновременно во все стороны, что по закону сложения векторов было совершенно бессмысленно.
Самолет приземлился поздней ночью. Родик, добравшись до дома, сразу завалился спать, отложив все рассказы, подарки, дружеские, родственные и любовные излияния на следующий день.
Проснулся он ближе к обеду от разноголосья телевизионного вещания, заполнившего всю квартиру.
— Ты там за бугром отстал от жизни, — увидев, что Родик не спит, заявила жена. — Наверное, даже и не слышал, что Борюсик опять нажрался пьяный и свалился в реку?
— Какой Борюсик? — спросил Родик, свернувшись калачиком и сладко зажмурив глаза. — Ничего не знаю и знать не хочу… Ты почему дома?
Его мозг и тело еще не адаптировались к домашней обстановке после почти двух суток дороги, семичасового сдвига во времени и огромного количества выпитого спиртного. Ему не хотелось ни о чем думать, и интерес жены к какому-то Борюсику был непонятен и не вызывал никаких эмоций.