Дуэль с собой

Вечером собралась большая компания — человек пятнадцать. Помимо Паши и Лены, приехали друзья по учебе в институте.

Всех, как и после приезда Родика из Токио, интересовало, что там за жизнь. Никто из присутствующих, за исключением Родика и Паши, не выезжал за границу. Для них это была неведомая запретная зона, а каждого попадающего туда считали описанным Стругацкими сталкером.

Родик рассказывал о сытой и спокойной, по сравнению с советской, жизни венесуэльцев, о тех достижениях, которые он увидел на выставке, о прекрасном климате, когда почти каждый день светит солнце, а температура воздуха не опускается ниже двадцати двух градусов, об ужасе, который устроил социализм на прекрасной Кубе, и о странных кубинцах, радующихся этому ужасу. Потом он сделал ряд обобщений о происходящем в стране, в том числе заявил, что если не начнется развитие предпринимательства и высоких технологий, то говорить о каком-либо прогрессе или даже экономических достижениях бессмысленно. По поводу высоких технологий никто не возражал, очевидно с трудом понимая, на какой уровень поднялся в этой части мир, а вот предпринимательство резко осудили почти все. Причем многие высказывания были направлены не столько против кооперативного движения, сколько против одного его представителя — Родика. По общему мнению, он непонятно откуда получил исходный капитал, и если отбросить слова и вникнуть в суть, то выходило, что он обыкновенный вор. Особенно усердствовали жены. Похожие обвинения Родик уже слышал в свой адрес, когда отмечали защиту его докторской диссертации. Тогда этих женщин очень волновал вопрос, почему Родик уже защитил докторскую, а их мужья еще даже не начали работать над кандидатскими.

Родик тогда очень разозлился и пытался объяснить, что они сами во многом виноваты, заставляя мужиков стирать пеленки и готовить обед, но остался непонятым. Некоторое время он даже, считая, что всему причина — банальная зависть, не приглашал институтских друзей с женами, но потом все как-то забылось.

Сегодня же суть нападений сводилась к новому вопросу: «Почему ты стал кооператором, имеешь деньги и выезжаешь за границу, а наши мужья даже не знают, с чего начать и где взять какой-то неведомый первоначальный капитал?»

Родик, не понимая тщетности своих действий, снова старался открыть им глаза. Поддерживал его только Паша, ярый сторонник капиталистической системы, считающий, что все должны либо уехать, либо включиться в частное предпринимательство и забыть о социалистическом рабстве. Однако опровергнуть витающий в воздухе тезис о том, что всем надо было раздать поровну, создать специальные условия или, иными словами, «принести на блюдечке с голубой каемочкой», Родику не удалось. В конце концов он зло сказал:

— Думаю, что этого разговора могло бы не быть, если бы вы приложили хоть немного усилий и стали кооператорами. Ваши грымзы, имея деньги и шмотки, сейчас молчали бы в тряпочку. Я считаю, что в вас говорит обычная зависть, а это подло — надо уметь радоваться успехам других. Хотя успех это или, наоборот, провал, сегодня никто не знает. Потому вы и не идете в кооператоры — боитесь потерять последнее. Трусливо выжидаете. Как все будет развиваться, что ждет частных предпринимателей впереди — пока даже предположить нельзя. Вспомните последствия НЭПа. Возможно, у вас еще появится повод позлорадствовать.

— Конечно, вас всех давно пора пересажать, — то ли в шутку, то ли всерьез выкрикнул кто-то из присутствующих.

Родик понял: либо сейчас разгорится скандал, либо ему нужно перевести разговор в другое русло.

Он вышел в соседнюю комнату и принес оттуда разнообразные сувениры: индейские маски, венесуэльских лягушек, брелки, ручки. Всем мужчинам Родик выдал по упаковке презервативов, обладающих специфическими конструктивными особенностями, и в связи с этим завел разговор о венесуэльских женщинах, которые, конечно, уступают московским, но очень красивые. Эта тема быстро отвлекла всех мужчин от разгоревшейся политэкономической полемики. Сначала выпили с постановкой локтя за дам, потом подбили тех выпить за мужчин, дальше пили за то, «чтобы они сдохли», затем еще раз десять «на посошок» и наконец разъехались…

Лена звенела посудой в столовой. Родик включил телевизор, но вскоре почувствовал усталость и, перейдя в спальню, прилег на кровать. Тело приятно гудело, из соседней комнаты слышалось бормотание телевизора, но слов разобрать не получалось…