Читаем Дуэль в истории России полностью

Дуэль в истории России

Александр Васильевич Кацура , Александр Кацура

О последних минутах Чернова поведал Е. П. Оболенский: «Я вошел и, признаюсь, совершенно потерялся от сильного чувства, возбужденного видом юноши, так рано обреченного на смерть… Молча я пожал ему руку, сказал ему то, что сердцем выговорилось в этот торжественный час; хотел его обнять, не смел коснуться его, чтобы не потревожить его раны, и ушел в грустном раздумье. За мною вошел А. И. Якубович, один из кавказских героев, раненый пулей в лоб, приехавший в Петербург для излечения от раны, выдержавший операцию трепанирования черепной кости и громко прославленный… Он был членом Общества. По обыкновению, Якубович сказал Чернову речь. Ответ Чернова был скромен в отношении к себе, но он умел сказать Якубовичу то слово, которое коснулось тонкой струны боевого сердца нашего кавказца: он вышел от него со слезами на глазах, и мы молча пожали друг другу руки. Скоро не стало Чернова…»

Вышло так, что похороны Чернова превратились в первую в России политическую манифестацию. На них присутствовали все бывшие в Петербурге члены Тайного общества, знакомые и не знакомые с Черновым. К ним присоединились молодые офицеры, не входившие в Общество. Е. П. Оболенский свидетельствовал: «Трудно сказать, какое множество провожало гроб до Смоленского кладбища; все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут в безмолвной процессии и безмолвно выражало сочувствие тому, кто собою выразил идею общую, которую всякий сознавал и сознательно и бессознательно: защиту слабого против сильного, скромного против гордого».

Один из современников вспоминал: «Когда мы подъехали к кладбищу, высадившие уже седоков кареты долго нам не давали подъехать близко, а когда наконец мы могли выйти, то могила была окружена уже такою большой и плотно сомкнутой толпою, что не было возможности пробиться к ней».

Над свежей могилой Кюхельбекер читал гневные строки:

Клянемся честью и Черновым —Вражда и брань временщикам,Царей трепещущим рабам,Тиранам, нас угнесть готовым!Нет! Не отечества сыны,Питомцы пришлецов презренных!Мы чужды их семей надменных:Они от нас отчуждены.

Эти стихи ходили по рукам как прокламация. Однако по прошествии немалого времени следует справедливости ради сказать, что гнев «дворянских демократов» был несколько искусственно взвинчен (какая через сто лет откроется тирания, и уже без всяких царей, они и подозревать не могли), что же касается Новосильцева, то даже если его рассматривать как представителя той стороны (высшего света), то на самом поединке он вел себя вполне благородно, по-рыцарски.

Товарищи Чернова собрали 10 тысяч рублей и купили самое почетное и дорогое место для могилы — возле церкви. Позднее офицеры Семеновского полка поставили здесь памятник.

Новосильцева похоронили в семейной усыпальнице в родовом поместье.

Мать Новосильцева, потрясенная смертью сына, до самой кончины не снимала глубокого траура. Кроме церкви, митрополита Филарета и самых близких родственников, она нигде не бывала и первое время даже не хотела никого видеть. В отчаянии она говорила Филарету: «Я убийца моего сына; помолитесь, владыка, чтобы я скорее умерла».

В 1838 году Новосильцева приобрела харчевню, где умер сын, и построила на ее месте каменную церковь во имя Владимира и при ней богадельню. Сама харчевня была бережно перенесена в окружающий богадельню сад.

Покупка земли и постройки обошлись Новосильцевой в фантастическую по тем временам сумму — почти в миллион рублей.

На месте дуэли в восьми шагах друг от друга — как стояли противники во время поединка — поставлены два круглых гранитных камня. Этот памятник как бы объединил Чернова и Новосильцева, хотя для современников было очевидно: доживи оба до декабря, скорее всего, они оказались бы и здесь по разные стороны рубежа.

Е.В.Новосильцева. Портрет из фамильного склепа Новосильцевых.