Я отвечал, что все ему передано несправедливо: но так как он был этим недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен. На колкий его ответ я возразил такою же колкостью, на что он сказал, что если б он находился в своем отечестве, то знал бы, как кончить дело. Тогда я отвечал, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и что мы не больше других позволяем себя оскорблять безнаказанно. Тогда он меня вызвал, и мы, условившись, расстались. 18-го числа, в воскресенье, в 12 час. утра, съехались мы за Черную речкою близ парголовской деревни.
Его секундантом был француз[26]
, имени которого я не помню и которого досель не видел. Так как господин де Барант считал себя обиженным, то я и предоставил ему выбор оружия. Он избрал шпаги, но с нами были и пистолеты. Едва мы успели скрестить шпаги, как у моей конец переломился, и он слегка оцарапал мне грудь. Тогда взяли мы пистолеты2. Мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я выстрелил уже в сторону. После сего он подал мне руку, и мы расстались».Печальна и предельно любопытна судьба этих пистолетов. Это был великолепный образец дуэльной пары работы дрезденского мастера Карла Ульбриха. Пистолеты принадлежали Эрнесту де Баранту. Невероятное состоит в том, что именно эту дуэльную пару в январе 1837 года взял напрокат у своего друга Баранта кавалергард Дантес. И именно из одного из этих пистолетов был смертельно ранен Пушкин. После роковой дуэли пистолеты были возвращены владельцу и мирно пролежали в дуэльном футляре чуть более трех лет. Таким образом, с вероятностью 50 процентов в Лермотова летела пуля (пущенная французом Барантом) из того самого ствола, из которого тремя годами раньше летел смертельный свинец (пущенный французом Дантесом) в Пушкина.
Когда де Барант закончил дипломатическую службу в России, пистолеты Ульбриха вернулись вместе с ним во Францию. Позже они попали в музей небольшого городка недалеко от Парижа. В годы перестройки престарелый Франсуа Миттеран подарил их приехавшему во Францию с визитом Михаилу Горбачеву. Французский президент не без оснований полагал, что пистолеты, побывавшие в руках двух самых чтимых русских поэтов, являются ценнейшей для русской культуры реликвией. Если бы Горбачев сразу повозвращении в Москву предал бы гласности факт столь необычного подарка, провел бы какую-нибудь яркую акцию, публично поблагодарил бы Миттерана и в его лице Французскую Республику за щедрый дар, пистолеты, скорее всего, остались бы в России, в каком-нибудь из музеев Питера или Москвы.
Но по не совсем ясным причинам Горбачев распорядился спрятать без лишнего шума эти пистолеты в своем сейфе, что его помощник генерал Болдин без лишних слов и сделал. Спустя некоторое время музейные работники французского городка опомнились и, воспользовавшись глухой тишиной в России, подняли шум у себя на родине: по их мнению, президент Миттеран не имел никакого права преподносить кому бы там ни было французскую национальную (?!) музейную реликвию в качестве частного подарка. Чтобы избежать ненужного скандала, Горбачев велел так же тихо пистолеты вернуть.
Сразу после дуэли Лермонтов отправился к издателю «Отечественных записок» Андрею Александровичу Краевскому, который именно в тот день, несмотря на воскресенье, успел доставить цензору Р. А. Корсакову рукопись «Героя нашего времени», причем уже на следующий день было получено одобрение.
Высшее начальство прослышало о состоявшемся поединке только в начале марта. Здесь снова «отличилась» не в меру болтливая Тереза фон Бахерахт. По свидетельству дальнего родственника и друга Лермонтова А. П. Шан-Гирея, именно фон Бахерахт «в очень высоком месте» стала рассказывать подробности о схватке поэта с секретарем де Барантом.
Вскоре Лермонтов был арестован и предан военному суду [27]
.Де Баранта, как дипломата и сына посланника, трогать не стали. Лишь вице-канцлер Нессельроде от имени российского императора дружески посоветовал французскому посланнику на время расследования отправить сына в Париж. Однако посланник медлил: он не желал перерыва в карьере де Баранта-младшего и даже рассчитывал повысить его в должности до статуса 2-го секретаря посольства. Секундант де Баранта виконт д'Англес покинул пределы России тотчас после дуэли.
Секундант Лермонтова Алексей Аркадьевич Столыпин (в дружеском кругу имевший прозвище Монго [28]
) явился с повинной, но был арестован и тоже предан суду. В своих показаниях Военно-судной комиссии он подтвердил, что Лермонтов не целился в де Баранта. Это обстоятельство имело юридическое значение: или Лермонтов подлежал ответственности за намерение убить де Баранта, или он отвечал лишь за принятие вызова и участие в дуэли.