Дуэль в истории России

Вероятно, вид торопливо шедшего и целившегося в него Мартынова вызвал в поэте новое ощущение. Лицо приняло презрительное выражение, и он, все не трогаясь с места, вытянул руку кверху, по-прежнему кверху же направляя дуло пистолета. «Раз… два… три!» — командовал между тем Глебов. Мартынов уже стоял у барьера… Мартынов повернул пистолет курком в сторону, что он называл «стрелять по-французски». В это время Столыпин крикнул: «Стреляйте! Или я разведу вас!..»

Выстрел раздался, и Лермонтов упал как подкошенный…»

То, что Лермонтов собирался выстрелить, а может быть, и выстрелил в воздух, подтверждает след, оставленный пулей Мартынова. В акте судебно-медицинского вскрытия говорится: «Пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящом, пробила правое и левое легкие, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны». Такой угол раневого канала мог получиться лишь в случае, если пуля попала в Лермонтова, когда он стоял правым боком к противнику, вытянув вверх правую руку и отклонясь для равновесия влево.

Дуэль. Рисунок Лермонтова.

Вполне возможно, Лермонтов успел нажать спусковой крючок. В пользу этого говорит то, что его пистолет после дуэли по неясной причине оказался разряженным, и неожиданная оговорка в показаниях Мартынова: «Было положено между нами считать осечку за выстрел, но у его пистолета осечки не было».

Мартынова звали Николай Соломонович. Историю происхождения его отчества рассказала живущая в Америке писательница Алла Викторовна Кторова. В архивах США хранятся интереснейшие документы, относящиеся к различным эпизодам русской истории. В том числе и «Воспоминание о Пугачеве», написанное матерью известного церковного деятеля Петра Петровича Зубова. Вот выдержки из рукописного документа, подписанного инициалами О. З.:

«Не стану излагать русским известную всем историю Пугачева, но расскажу случай с моей семьей, происшедший в те смутные времена «Пугачевщины» и переданный устно мне моей бабушкой Шереметевой, когда мне было приблизительно двенадцать лет… Вот что я помню об ее рассказах о Пугачеве. Ее дед, Мартынов, был помещиком большого имения «Липяги».

Он был женат три раза и имел тридцать восемь детей, многие из них умерли младенцами… Его же третья жена была на много лет моложе его старших детей, так что был оригинальный случай: в одной и той же люльке лежали два младенца — дед и внук, правильнее сказать — брат деда и внук. И вот к этой многочисленной патриархальной семье вдруг донеслась ужасающая весть о приближении Пугачева и его необузданных войск… В доме случилась ужасная суета и невыразимый переполох, тем более что меньше недели перед этим жена Мартынова родила сына. Напуганные, все кое-как собрались и решили бежать из имения прямо в лес, а оттуда куда глаза глядят.

Взяли с собой молодую мать, но оставили новорожденного сына с мамкой-кормилицей, а также, что было очень необдуманно, двух мальчиков от второй умершей жены. Одного из них звали Савва, другого не помню, — было им по 4 и 6 лет. И вот неизбежное случилось. К вечеру того же дня усталые, злые всадники разбойников подъехали к имению… Мамка-кормилица затряслась. «А это что? — крикнул Пугачев, дергая ребенка за голову из ее рук. — Барчонок, что ли? Давай его!»

«Не тронь! — закричала кормилица, — не тронь его, это мой сопляк!»

Тут бабушка останавливалась, кашляла и прибавляла, улыбаясь: «Этим скверным словом она спасла моего отца… Тот маленький ребенок был моим отцом! Понимаешь ли ты это?»

Я, конечно, понимала, но все-таки казалось странным, что новорожденный был отцом этой старой женщины… «А почему твоему отцу дали такое странное имя?» — спрашиваю я.

Бабушка смотрит на меня? «Странное? Нет, но неожиданное. Напуганная мамка решила окрестить ребенка до возвращения родителей. Пошла в церковь. «А как назвать его?» — спрашивает священник. «А Бог весть! — отвечает мамка. — Уж и не знаю». «По святому назовем, — решил священник. — На сей день святой будет Соломон-царь — так и назовем».

Так и назвали.

Остается добавить, что находчивая кормилица спасла от грозного Пугачева отца убийцы Лермонтова.

О нежелании Лермонтова стрелять в противника писал полковник Александр Семенович Траскин, первый допросивший секундантов: «Лермонтов сказал, что он не будет стрелять и станет ждать выстрела Мартынова». Секунданты из слов Лермонтова секрета не делали. Мартынов стрелял в Лермонтова, будучи уверен, что тот в него не выстрелит, причем произошло это в момент, когда поэт поднял руку для выстрела в воздух…