Дуэль в Кабуле

При въезде в город нас не обыскивали; но после обеда явился чиновник и позвал нас к министру. Товарищ мой все еще был в лихорадке и потому не мог идти со мной; я отправился один во дворец, где визирь жил вместе с государем. Меня сейчас же допустили к министру, или к так называемому кушбеги, то есть господину всех беги, пожилому человеку, пользующемуся здесь большим влиянием. Он сидел в небольшой комнате, перед которой был особый двор, и когда я вошел, то попросил меня сесть вне комнаты на мостовой и своим ласковым и внимательным обращением совершенно ободрил меня… Я поднес визирю серебряные часы и кашмирскую одежду, которые и привез с этим намерением; но он отказался от того и другого, говоря, что он раб своего государя. Около двух часов он расспрашивал меня о моих собственных делах и о цели, которая привела меня в столь отдаленную страну. Я рассказал ему затверженную повесть о нашем путешествии по направлению к родине и представил паспорт от генерал-губернатора Индии. Министр прочитал его с особенным вниманием. За этим я прибавил, что так как Бухара пользуется громкой славой между всеми восточными городами, то я почти нарочно приехал в Туркестан, чтобы посмотреть ее. „Чем же ты занимаешься?“ — спросил министр. Я отвечал, что служу офицером в индийской армии. „Ну, так расскажи мне, — возразил он, — что-нибудь такое, что ты знаешь и что ты видел“. Вообще он был весьма доволен всем, что я говорил ему о себе, и уверил меня в своем покровительстве, однако же сказал, что на время нашего пребывания в Бухаре он вынужден запретить нам всякое употребление пера и чернил, ибо это могло ввести его государя в недоразумение и, следовательно, повредить нам самим. Потом он говорил, что дорога к Каспийскому морю через Хиву была с прошлого года закрыта и что если мы намерены ехать в Россию, то должны избрать или путь, идущий на север от Бухары, или дорогу, пролегающую через туркменскую степь, ниже Ургенча, к Астрабаду на Каспийском море, Я показал ему свой компас — инструмент совершенно новый и превосходно сделанный. Я объяснил ему его употребление и пользу и так удачно выставил на вид его достоинства, что визирь, совершенно забыв, что он раб своего государя, не дерзавший ничего принимать от посторонних лиц, начал усердно торговать его. Но я уверил министра, что нарочно привез ему эту вещь из Индустана в подарок, ибо зная его усердие к вере, я думал, что она даст ему возможность определять с точностью положение Мекки и поверять киблу большой мечети, которую он в то время воздвигал в Бухаре. Кушбеги спрятал компас с поспешностью и нетерпением ребенка и сказал, что тотчас же представит его государю и опишет ему всю изобретательность нашей нации».

2

Приобретя благорасположение кушбеги, Бернс пробыл в Бухаре без малого месяц и это время употребил на осмотр и изучение города, на расспросы и беседы, желая возможно полнее узнать политическое, экономическое состояние Бухары.

«С какой бы точки зрения мы ни стали рассматривать ее положение, — писал он, — будет ли это в военном или политическом отношении — мы найдем, что оно весьма важно и выгодно. Облагодетельствованная от природы избыточностью произведений почвы, окруженная со всех сторон бесплодием, она невольно привлекает внимание далеких и соседних народов. Бухара принимает послов от императоров русского и китайского, от султана константинопольского и от государей Персии и Кабула. Она первенствует между окружающими ее узбекскими владениями, которые смотрят на нее как на свою столицу, и хотя номинально, но признают над собой власть ее правителя».

Численность войска бухарского Бернс определил в 20 тысяч конницы, 4 тысячи пехоты при 40 орудиях, помимо ополчения или милиции, которой можно набрать до 650 тысяч человек.

«Пехота передвигается на лошадях, но и спешивается для битвы. Она вооружена саблями, длинными ножами и тяжелыми пиками. Огнестрельного оружия мало, и солдаты плохо умеют пользоваться им. Пушки лежат в Бухаре без лафетов, и так как в Бухаре нет туземных артиллеристов, то они находятся в небрежении».

Бернсу удалось завязать с кушбеги настолько хорошие отношения, что он не раз бывал гостем первого министра Бухары.

Однако добиться аудиенции у эмира не удалось.

При прощальном визите визирь по обычаю одарил халатами Бернса и Джерарда и дал им фирман на персидском языке. Он вызвал вождя туркменского племени, который должен был сопровождать англичан в дальнейшем их путешествии, и сказал, что уничтожит его семейство, если ференги погибнут, и что он не смеет вернуться без письменного свидетельства Бернса об его хорошей службе.

Ввиду вражды хивинцев и киргизов, бухарский караван уже год не выходил из Хивы и встречный караван из Астрахани также ожидал на Мангишлаке. Путь из Хивы к Астрабаду в Персию также был закрыт, ибо хан хивинский выступил в поход против Персии и стоял лагерем в пустыне к югу от своей столицы, куда и по велел вести все караваны. Бернс решил двигаться навстречу хану хивинскому, чтобы через туркменские степи направиться к Каспийскому морю.