Дуэль Зла

Произвели ли слова простого раба какое-нибудь действие на Вартека, остается только гадать, но, похоже, на следующее утро он вышел из своей палатки с обновленным духом. Свежие войска были посланы в лабиринт, атакуя любые выявленные слабые места, всем командирам батальонов было приказано поддерживать давление без перерыва. Затем сам Вартек собрал уцелевших морских Орлов и отправился на корабль вместе с пятью тысячами человек, причем каждое судно было так нагружено войсками, что волны грозили затопить рельсы, если верить Энтрилу. В то время как в городе бушевала битва, Вартек вышел на рандеву с блокирующим флотом Воларианцев, собрав все корабли в боевой порядок и начав немедленную атаку на кетианскую гавань. По-видимому, Тавурек предвидел такой ход событий, так как, очистив стену гавани, приближающиеся корабли оказались атакованы непрерывными залпами огненных стрел и ракет, выпущенных из недавно построенных требюше и мангонелей. Дым душил каждый вдох, вскоре после этого один Воларианский морской капитан записал в своем вахтенном журнале. Корабли так тесно прижались друг к другу, что мачты походили на лес, покачивающийся на волнах от бушующего огня.

Неустрашимый, Вартек повел морских Орлов через палубы скопившегося флота к причалу, где их встретили стройные ряды регулярной армии Кетии. Ясно, что затем последовала яростная и кровавая схватка, и Вартек, как всегда, оказался в самой гуще событий. Несмотря на численное превосходство, Орлы Вартека сумели удержать причал достаточно долго, чтобы подкрепление Воларианских войск смогло перебраться через окутанные дымом палубы и вступить в бой. К ночи доки оказались в руках Волариан, и в город по морю непрерывно прибывали подкрепления. Судьба Кетии была предрешена, хотя, как свидетельствует Энтрил, ее народ мало знал об этом факте:

Весь город восстал против нас. Старики, молодые, немощные-все они каким-то неестественным образом побуждались к нечеловеческим усилиям. Дети прыгают на нас из окон и дверных проемов; тощие, оборванные несчастные, кричащие ненавистью, когда они колют, царапают и кусают, часто подталкиваемые своими матерями, которые не проявляют никаких колебаний, присоединяясь к ним в смерти. Я видел, как старик бросал горшки с лампадным маслом в приближающуюся роту, а затем поджег себя, прежде чем прыгнуть в их гущу. Улицы - это поля сражений, а дома-крепости. В одном случае захват одного купеческого дома обошелся элитному батальону в пятьдесят человек, считая только двадцать трупов среди обломков, и ни один из них не был солдатом. В этом городе действительно творится что-то гнусное.

Прошло еще пять дней, улица за улицей, дом за домом, пока мы добрались до центра. Безымянное здание, где Кетийцы когда-то выбирали своих королей, превратилось в крепкую крепость, окруженную баррикадами, промежутки между мощными колоннами были заполнены кирпичом, а на крыше толпились лучники и пращники. Более витиеватые Воларианские рассказы заставляют Вартека остановиться на этом месте, чтобы произнести воодушевляющую и красноречивую речь перед своими измученными войсками, полную страстных оскорблений по поводу врожденного превосходства Воларианского общества и заслуженной судьбы Кетианцев. Существуют различные версии этой речи, ни одну из которых я не включил по той простой причине, что, согласно Энтрилу и другим современным источникам, Вартек никогда не произносил ни единого слова. Вместо этого он перестроил свои ряды, чтобы полностью окружить здание, проследил, чтобы все раненые были доставлены к целителям, проследил за распределением пищи и воды, затем вызвал осадные машины, чтобы очистить лучников от крыши и взрывных отверстий в Кетианских баррикадах.

Когда пришло время последнего штурма, Вартек, естественно, первым прорвался через брешь, хотя вряд ли он ожидал того зрелища, которое предстало перед ним, как позже описал Энтрил:

Мы нашли только смерть. Они лежали вплетенные друг в друга—мужчины, женщины и дети, их лица были безмятежны, на каждом горле был глубокий порез. Мы насчитали более четырех тысяч, и каждый умер от собственной руки, и охотно, улыбаясь, когда их кровь лилась. Это был единственный случай, когда я видел моего генерала по-настоящему разъяренным. Он прорвался сквозь кетианский храм, его голос эхом отдавался, когда он звал Тавурека к себе, вызов, встреченный только смехом безумца. Мы нашли его на троне, смеющимся и свободным от страха, его огромный топор был отброшен в сторону, а руки пусты. Мой военачальник поднял топор и бросил его к ногам этого безумного короля, приказав ему поднять его и сделать честь своему народу с мужественной целью. Но Тавурек только сильнее рассмеялся. Мой генерал подошел к нему поближе, отвел меч назад, и я услышал, как он спросил:’Что ты такое?

Смех короля медленно затих, и он пожал плечами, прежде чем ответить: Я. . очень терпеливый. И все это было очень увлекательно.’

Мой генерал убил его тогда, одним ударом в сердце, гораздо большей милостью, чем он заслуживал.