Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Некоторые современники полагали, что Мартынов узнал себя в образе Грушницкого в романе «Герой нашего времени» и это могло стать основанием для размолвки.

Однако роман был написан за год до ссоры, и на тот момент блестящий офицер-кавалергард Мартынов ничем не напоминал Грушницкого.

Участники дуэли

Согласно принципам правосудия, при вынесении приговора суд обязан исследовать обстоятельства, характеризующие личность подсудимого.

Как следует из текста приговора, при назначении наказания военный суд в той или иной степени учитывал заслуги виновных.

Ниже приведены составленные по воспоминаниям современников краткие описания личности как тех участников дуэли, которых суд признал виновными, – Мартынова, Глебова, Васильчикова, так и тех, кому удалось избежать уголовного преследования, – Столыпина и Трубецкого.

Мартынов Николай Соломонович

Скинь бешмет свой, друг Мартыш, Распояшься, сбрось кинжалы, Вздень броню, возьми бердыш И блюди нас, как хожалый[15]!

М. Ю. Лермонтов. Экспромт

Николай Соломонович Мартынов был сыном пензенского помещика полковника Соломона Михайловича.

На момент дуэли с Лермонтовым Мартынову было 25 лет.

Получил хорошее образование, был человек начитанный и с ранней юности писал стихи.

Вместе с Лермонтовым учился в юнкерской школе. Обычно был партнером Лермонтова по фехтованию на эспадронах. В 1835 году был определен в Кавалергардский полк, где в то время служил Ж. Дантес.

Неизвестный художник

Портрет Н. С. Мартынова

Автор первой биографии Лермонтова (издана в 1891 году) П. А. Висковатов, который имел возможность беседовать со многими осведомленными и заслуживающими доверия современниками поэта, так писал о Мартынове:

«В сущности, добродушный человек, он при огромном самолюбии, особенно когда оно было уязвлено, мог доходить до величайшего озлобления. Уязвить же самолюбие его было очень нетрудно. Он приехал на Кавказ, будучи офицером Кавалергардского полка, и был уверен, что всех удивит своею храбростью, что сделает блестящую карьеру. Он только и думал о блестящих наградах».

В чине ротмистра Гребенского казачьего полка участвовал в войне на Кавказе, как и Лермонтов, участвовал в экспедициях А. В. Галафеева. За участие в кампании он получил орден Святой Анны 3-й степени с бантом.

Служить на Кавказе Мартынов попросился сам. Он мог рассчитывать на успех по службе, поскольку его отец был хорошо знаком со знаменитым генералом А. П. Ермоловым, который написал рекомендательное письмо командовавшему войсками Кавказской линии генералу Вельяминову.

Вот как Мартынов в своих воспоминаниях описывает этот эпизод:

«Отец мой был в дружеских отношениях с А. П. Ермоловым, а потому он просил сего последнего, еще до приезда моего, снабдить меня рекомендательным письмом к бывшему начальнику его штаба Алексею Александровичу Вельяминову. Рекомендательные письма уже в наше время были не в моде; молодые люди избегали этого способа заискивания у новых начальников и, разумеется, неохотно принимали подобные письма. Но со старыми людьми ничего не поделаешь: у них свой взгляд на вещи, и разуверить их нет никакой возможности. Делать было нечего, я покорился воле отца и поехал рано утром к Алексею Петровичу. Он жил тогда на каком-то бульваре; как теперь помню, деревянный одноэтажный домик с мезонином. В этом-то мезонине он принял меня; это был его рабочий кабинет. Большое венецианское окно выходило на улицу; перпендикулярно к нему стоял письменный стол. По одну сторону стола сидел Алексей Петрович, по другую – какой-то генерал в сюртуке и в эполетах, который писал под его диктовку. Когда обо мне доложили, Алексей Петрович привстал со своего места и сделал несколько шагов мне навстречу. Он очень обласкал меня, посадил, расспрашивал о здоровье отца и вообще был как нельзя более любезен. Я видал его и прежде, а потому для меня знакомство с ним не было новым; но меня давила мысль, что я приехал за рекомендательным письмом, и через это самое мне на душе становилось весьма неловко. Чтобы выйти разом из затруднительного положения и вместе с тем намекнуть Ермолову, что я не солидарен с просьбою отца, я выговорил, почти не переводя духа: «Ваше высокопревосходительство, я на днях отправляюсь на Кавказ и приехал спросить, не угодно ли вам будет мне дать какое-либо поручение к Алексею Александровичу?» Подвижная физиономия Ермолова, как мне показалось, выразила некоторое удивление или недоумение от моего вопроса; но это была одна секунда. Он тотчас отвечал мне: «Как не быть поручений? Мы с Вельяминовым старинные приятели; слава Богу, есть о чем потолковать. Я с вами отправлю к нему тяжеловесное письмо. Когда вы едете?» Я назначил день. «Хорошо, я пришлю его к вам на дом». Цель моя была достигнута: рекомендация являлась на втором плане, если ей суждено еще пробиться на свет Божий; но главное место, во всяком случае, принадлежало уже лично переписке»[16].