— Я рад был, что Семен приехал, да надолго, на две недели. Он давно в Челдым не приезжал, не было причины приезжать. А когда изделие запускали, по месяцу здесь жил. Я тогда с ним подружился, помогал ему, чем мог. Он этому изделию всю жизнь отдал. Мог бы выбрать себе жизнь полегче, докторскую бы защитил, писал бы книжки, все б его знали. А тут его не знали даже летчики, которым он жизни спас. В этот раз командировка была, пожалуй, надуманная. Что называется, сбежал в командировку. Неделю он на заводе проковырялся, а в конце недели я к нему в гостиницу пришел. Обнялись и сели выпивать.
— А что же не у вас дома?
— Да… у меня дома обстановка не очень, вам потом ясно будет. Вспоминали с Семеном былые годы, когда важнее работы для нас ничего не было. Потом начали жаловаться друг другу. Он рассказал, что вокруг него идет какая-то возня, письма, шу-шу-шу. Полковника, сказал, прислали из Следственного комитета по мою душу… Видимо, он вас имел в виду. Уйду, говорил, с работы, буду огурцы выращивать.
И покойник знал, что под него копают, и на предприятии об этом знали. Я у них был всего два раза, сидел в отдельной комнате и читал бумаги, с людьми не разговаривал. Я специально расширил список затребованных документов, чтобы нельзя было определить, кто и что меня интересует. Тем не менее, идя по коридору, я услышал, как у меня за спиной одна сотрудница сказала другой: "Говорят, на Перельмутера в суд подали". Кто-то позаботился об утечке информации, скорее всего, тот, кто написал анонимку. А уж заботиться о том, чтобы переврали и исказили суть происходящего, не нужно было, это сделала народная молва.
— Какие огурцы? — спросил я Запрудного.
— Участок у него был. Он там ничего не делал, всем жена и сын занимались. Но лет тридцать назад, когда участок дали, он сам домик построил и выра- щиванием огурцов увлекся. У него хорошо получалось, даже мне сюда семена привозил.
Надо же, и мне в ночь, когда умер Перельмутер, приснилось, что он огурцы выращивает. Может, у меня тоже "третий глаз" прорезывается?
— Я ему сказал, чтобы уходил с работы, не думал, — продолжил Запрудный. — А то, сказал, мы с тобой и так многое прозевали. Внукам дедушки нужны сильные и смелые. Конечно, про себя ему стал рассказывать. Он весь в своих неприятностях, а я — в своих. Дочка у меня развелась с мужем и вышла замуж за нового. Он у нас в Челдыме — большой человек. Квартира огромная, в семье три че- ловека: дочка, муж ее, новый зять Федор, и внучок мой Артемка, а у Федора уже три дочки есть от двух предыдущих жен в разных местах, слава Богу, не в Челдыме. От него только девки родятся. Сейчас с дочерью моей двойню родили, две девочки. Нам с женой двухкомнатную квартиру купили в том же доме. Так, все хорошо. Но сердце у меня за внука болит, растет без отца и без мужского воспитания. Дядя Федя с работы придет, подкинет его к потолку. Все, конец, роль отчима на этом заканчивается. Артемка мой новому папе на хрен не нужен. Я с внуком старался больше времени проводить, так ведь не давали! Жена моя при важном зяте такая гранд дама стала, в простоте слова не скажет, губы бантиком: "Артем, ты должен понимать, что вредно, что полезно! Кушай морковь, это хорошо для зрения". Сроду у нас в семье "морковь" не говорили. Грызут, трут и в суп кладут морковку, а морковь ученые ботаники изучают, еще морковь в магазин привозят. Нет, теперь бабушка — ни слова в простоте. Сделалась похожей на жену городничего из "Ревизора". Мальчик-то эту фальшь чувствует, страдает. Я его от этой фальши пытался оторвать. С большим трудом вытащил внука в тайгу. Мы с ним грибы собирали, рыбу ловили, на дерево залезали, в зимовье ночевали. А у него на следующий день температура 38,4. Что тут началось! Дочка беременная плачет, Артемка испуганный в постели сидит с завязанным горлом, жена носится по двум квартирам, патлы седые распустила для эффекта и орет: "Погубил ребенка, убийца!" Устроили семейный совет, постановили меня к Артемке не подпускать. Всем жена заправляла, унижала меня при зяте. Дочка, пузо на нос лезет, некрасивая, сидит, страдает. Зять мне подмигнул потихоньку, но на защиту не встал. Жена начала меня есть после этого основательно, шагу не дает ступить без замечания, без насмешки. Грызет, даже не пилит. Только увидит, сразу впивается. Я тогда взял у ребят в гараже кислоту для аккумуляторов, поставил дома на обеденный стол таз, в него установил ее новые туфли и полил их кислотой. Она как увидела, осела на стул. Сидит в оцепенении. Ну, думаю, сейчас одумается, помиримся, ведь она неплохая баба была. Куда там, чуть до уголовного дела не дошло. Заставила зятя меня осудить: "Виктор Кузьмич, вы не правы", а у самого глаза смеются. Ну, я так в разговоре с Семеном подвел, что в свое время недостаточно семьей занимался, многое упустил, что работа не главное, в нашем возрасте главное — семья. Чтобы, значит, уходил с работы, не боялся. Опять же, и в себе разобраться надо, подвести итоги.
— А Перельмутер слушал ваш рассказ? — спро- сил я.