Жалоба на Перельмутера в другое время, без сомнения, отправилась бы в архив. Во-первых, наше ведомство не любит вести дела на оборонных предприятиях из-за дополнительных сложностей, связанных с режимом, из-за того, что юристу трудно понять суть дела, и, в конце концов, у оборонщиков и военных свои надзирающие службы есть, пусть эти службы и ковыряются. Во-вторых, жалоба была проникнута такой ненавистью к Перельмутеру, что, скорее всего, жалобщиком двигали личные мотивы, не имеющие отношения к уголовному кодексу. В-третьих, письмо было анонимное: "не подписываюсь, потому что боюсь мести Перельмутера и его прихвостней".
Но в период поступления доноса на Перельмутера в оборонной промышленности сменили руководителя. Новый шеф тут же заявил, что "оборонка" разболталась. Нужно "подтянуть трудовую дисциплину", ужесточить режим, тогда все наладится, ракеты перестанут падать на старте, а будут лететь прямо в цель. А на попытки опытных работников ознакомить нового руководителя с проблемами отрасли он отвечал: "Я — не инженер и не обязан за вас думать". Вот наш Пострел, считавший себя политиком, решил запросить мнение высокого начальства: не будет ли своевременным "раскрутить" дело о воровстве в оборонной промышленности, процветавшем при прежнем руководстве "оборонки".
По возращении Пострела из Администрации, письмо про воровство на ракетном предприятии получило резолюцию и попало ко мне.
Приняв письмо к исполнению, я решил сразу не тревожить старика Перельмутера, а сначала поглядеть, что там делается на предприятии. Созвонившись со знакомым мне заместителем директора Трясенковым, я отправился в Чернышев, за много лет впервые без жены.
ЗНАКОМСТВО С ПРОКУРОРОМ
Давно, почти двадцать лет назад, у меня, тогда прокурора города Чернышева, в плане работы стояла лекция на предприятии. Мой помощник договорился с одним из трех больших НИИ, которые были в городе, подготовил слайды по тезисам моего доклада, и в назначенный день мы отправились. Сопровождал нас по предприятию Коля Трясенков, который занимался в НИИ подобными делами и назывался, кажется, "начальник общего отдела". Я его знал. Коля был постарше меня годами, успел поработать в райкоме комсомола, потом его взяли в городскую администрацию, где мы с ним и познакомились. Но в администрации у него работа не ладилась, и он вернулся на предприятие, из которого вышел.
Прочитал лекцию я довольно гладко, потом на десять минут пустил на трибуну моего помощника. И тот не ударил в грязь лицом, осветил напряженную работу нашего правоохранительного органа. После лекции ответили на вопросы и отправились в кабинет директора перекусить. Директор устроил настоящий банкет для узкого круга, прокуратура есть прокуратура. Обслуживали нас две очаровательные девушки. "Посмотрите, какие у них официантки красивые!" — шепнул мне помощник. "Это наверняка не официантки, а сотрудницы, "инженерки", их попросили нас обслужить один раз", — тоже шепотом ответил я ему.
— А вот — прокурор города Чернышева! — сказал мой помощник одной из девушек, подошедшей забрать тарелки. Девушка как будто ждала, чтобы мы с ней заговорили. Она посмотрела на меня и сказала:
— А ваш дедушка тоже был прокурором города Чернышева?
"Неужели, все красавицы — дуры?!" — подумал я.
— Нет, мой дедушка никогда не был в городе Чернышеве.
Девушка слегка вздрогнул, как будто проснулась, промямлила что-то вроде "А-а-а… извините" и отошла с тарелками. Человек, работающий с людьми, должен, по выражению Чехова, "уметь разговари- вать с дураками". Мне этому пришлось научиться в первую очередь, когда я начал вести прием посетителей. Главное тут — не ошибиться, не принять за дурака умника, который от волнения не может понятно рассказать о своем деле.
Банкет прошел очень достойно, заместитель директора поблагодарил меня за полезную лекцию, а я пообещал не жалеть сил для правового образования инженеров и рабочих, что и требует от работников прокуратуры президент России и без чего нельзя создать правового государства. Все застолье — час, пятнадцать минут. Мы встали из-за стола сытые, немного подшофе и направились к проходной в сопровождении заместителя директора. На улице прошла весна, которая началась и кончилась, пока мы читали лекцию и выпивали. Солнце клонилось к горизонту и совсем не грело, но без нас, чувствуется, светило во всю: снег осел и покрылся блестящей корочкой, а на жестяных стоках появились сосульки. Мы, не торопясь, нараспашку дошли до проходной, распрощались с заместителем и с Колей Трясенковым, застегнули пальто, прикрывавшие форму работников прокуратуры, и вышли на улицу.
Перед проходной прогуливалась, поджидая нас, девушка. Увидев меня, девушка подошла и с отчаянной настойчивостью сказала:
— Роман Борисович, можно с вами поговорить. Только две минуты. Я — Вера, вы меня видели во время… обеда, — это была та девица, которая про дедушку спрашивала.