Дуэт для одиночества

Муся тщетно пыталась ее успокоить, пока добирались домой. Выслушала в подробностях и даже попыталась представить сцену, потрясшую мать. По всему было видно, что мать права и Муся чуть было не нанялась на работу в бордель. Эта мысль показалась забавной и польстила женскому самолюбию, задавленному полным отсутствием семейного секса.

«А ведь этому седому я понравилась, иначе бы не предложил, – вспоминала она раздевающий взгляд. – Пять тысяч в неделю! – не укладывалось у Муси в голове. – Собственно, за что? Может, послать Пашу на фиг и податься в бляди? А что, собственно, останавливает? Имею моральное право – с мужем секса никакого, и давно».

Муся точно помнила, что после отъезда даже намека с его стороны не было, да и до отъезда далеко не гладко все происходило. Тогда ее обижали бесконечные Пашины придирки, что, мол, она в ритм не попадает, что голова у нее забита всякой ерундой, что она вечно торопится, а однажды в момент мучительного подхода к оргазму он повел себя просто как настоящий жлоб. Зазвонил телефон, она не отреагировала, но он остановился и потянулся к трубке. Кто тогда звонил, она до сих пор не знает. Паша замер, и она тоже. Он молчал, ничего не говорил и просто слушал тишину. Положив трубку на рычаг, обрушился с претензиями, что она весь кайф обломала: «Почему остановилась? Почему прислушивалась, вместо того чтобы довести такое простое дело до конца!» Тогда она психанула и предложила ему в дальнейшем перейти на самообслуживание. Так оно и случилось. Как можно зачать ребенка в такой ситуации даже при помощи волшебной израильской медицины, было непонятно. Правда, после похода в «медицинскую кассу» ей объяснили, что борьба с бесплодием – это национальная политика, и есть такая вещь, как искусственное оплодотворение, и по результатам анализов у нее не все так безнадежно.

Тем же вечером, после неудачного дня поисков работы, она поделилась с Пашей неожиданным открытием – ее вполне могли бы принять на работу в бордель. Этот сомнительный успех, как ни странно, не обидел, а даже окрылил Мусю. Значит, она привлекательная и сексапильная! Паша смеялся, слушая рассказ возбужденных женщин. Нина Антоновна плевалась и никак не могла описать в подробностях сцену в кабинете. Паша подзуживал, настаивая на детальном описании. Он покатывался со смеху, когда старушка краснела и теряла дар речи, а глядя на жену, неожиданно отметил, что она очень похорошела за последнее время. Сейчас перед ним на кухне прыгала от плиты к столу худенькая загорелая женщина с аппетитной попкой, обтянутой рваной джинсой коротеньких шорт. Он согласился, что у того седого сутенера «глаз-алмаз». Сейчас Муську вполне можно при слабом освещении сбыть за подростка. И еще он подумал, что давненько у них с Муськой ничего не было, а тянет.

Можно сказать, что зарождение ребенка началось именно тогда – в ту ночь, после нелепой истории с массажным кабинетом. Паша и Муся с удовольствием вернулись на семейное ложе, не признаваясь друг другу, что каждый погрузился в собственные фантазии. Муся представляла себя на службе у «седого» – она делала все, что он просил, а Паша представлял себя «седым» и ему нужно было от Муси только одно – чтобы она ходила в коротеньких шортиках, заплетала в косички отросшие волосы и в постели в момент наивысшего наслаждения издавала писк вместо томного рыка. Несмотря на довольно бурный всплеск сексуальной активности, ребеночек сам по себе не зачинался. Но после солевых ванн и грязей Мертвого моря, после гормональной терапии, даже не прибегая к искусственному оплодотворению, Муся забеременела и выносила ребенка. Она родила недоношенную худенькую девочку, размером и видом напоминающую мороженую курицу. Высокий уровень израильской медицины помог выходить девочку, которую назвали Ханной.

Однажды, склоняясь над заснувшим ребенком, они вдруг вспомнили один эпизод, случившийся с ними в Италии. Сейчас, после рождения Ханны, он приобрел особенное значение. Паша и Муся даже поспорили, кто первый догадался о том, как выйти из тупика со знаком «Фермата». Паша утверждал, что именно он обратил внимание, что сбоку в церкви есть выход. Люди заходят в одну дверь, а выходят в другую. Муся утверждала, что она раньше него догадалась, что церковь сквозная, что-то вроде наземного перехода, она даже сбегала и проверила. Действительно, за церковным порогом гудел муравейник большой площади. Потом она вернулась и разыскала Пашу, который стоял как столб и смотрел на детей мокрыми от слез глазами. Как ей тогда стало плохо!

– Знаешь, о чем я тогда попросила? – шептала она Паше, склонившись над засыпающей дочкой. – «Господи», – сказала я, хотя знала, что это не по правилам. Я еврейка, имя Его называть не могу, креститься, как все вокруг, тоже, но все равно! Я даже не сказала, а провыла: «Господи! Дай мне ребенка! Все отдам за это!» Вот видишь, услышал.