– Это вы о ком? О Паше Хлебникове? Какая связь, он уехал давно… Он ей в отцы годился. Кого она могла родить от него, ей еще шестнадцати не было, но она год у меня на глазах училась в консерватории, потом бросила учебу после смерти матери. В ней что-то сломалось, это точно, но чтобы с Пашей связь – это абсурд! Потом, он ведь был женат, у него жена Муся, виолончелистка хорошая.
– Точно, Муся, – сказал почему-то Лиманский, – ну а дети у этого Паши есть?
Юлия Изольдовна решила прийти на помощь мужу.
– Нет, у Пашеньки с Мусей не получалось, может, наконец, кто и родился, но мы не знаем. Связь с ними потеряли. Ребята в Израиле все из города в город переезжали, а потом сказали, что в Канаду поедут.
Юлия Изольдовна, правда, забыла уточнить, что они сами тоже сменили адрес. Обменяли старую трехкомнатную «сталинку» на хрущевскую «распашонку» c доплатой, и подумывали теперь, как уехать к детям, сбежавшим год назад в Западный Берлин. Анисов ушел на пенсию, когда кафедру отобрали, а Юлия Изольдовна как работала в балетной школе аккомпаниатором, так и собиралась до конца дней «играть в ногу», если в Германию не выпустят. Даже если бы Паша захотел сообщить им о рождении дочки, то весть дошла бы до них не скоро.
Лиманский приготовился записывать и задал следующий вопрос.
– Значит, учитель, как вы полагаете, не мог стать причиной попытки самоубийства?
– Ну что вы, – опять загудел Анисов, – больше двух лет прошло, с чего бы она вдруг под поезд бросалась. Но то, что после его отъезда она к музыке охладела, это уж точно. Невероятно, этому я до сих пор не могу поверить. Я столько талантливых ребят видел! Да, не все стали выдающимися исполнителями, но Лиза была уникальна, и так вот бросить, опуститься… Скажите почему? В чем причина?
– Думаю, это болезнь, – сказал доктор и увидел, что у старушки намокли глаза и задрожали губы.
– Вы хотите сказать, что Лизочка сумасшедшая, что это навсегда? – испуганно пробормотала она.
Лиманский хотел бы успокоить этих милых людей, но давать оптимистические прогнозы было рановато.
– Вы понимаете, должно пройти время, мы будем наблюдать, лечить. Если это то, о чем я думаю, то, поверьте, для психиатрии это как насморк. Будет она еще и на рояле играть, и жить и радоваться, даже знаменитостью стать может с большой вероятностью. Кстати, очень распространенный среди творческих личностей диагноз. Так что будем ждать. Но очень важно то, как и где она будет жить после выхода из клиники. Ей нужны забота и любовь, терпение и помощь. Она должна вернуться в здоровую, нормальную среду. Жить осторожно, разумно и заниматься тем, что любит. И будет тогда ваша Лиза ничуть не хуже прежней. Но это все при условии, что она признает в себе болезнь, будет принимать лекарства и с алкоголем в больших дозах завяжет навсегда. Тогда удержится.
– То есть надежда есть, – Анисов навис над доктором и заглянул в глаза, как в окошко, надеясь разглядеть среди нависших туч солнечную прогалину.
– Определенно, если мы имеем дело с так называемой болезнью настроения, а не сознания. Посмотрим, сейчас не могу сказать точнее. Но останется она у нас недели на три, может, больше. Вопрос, что дальше.
– А дальше, – твердо и уверенно ответил профессор музыкант профессору психиатрии, – мы Лизу заберем к себе. Все, о чем вы говорили, ей обеспечим.
Жена Анисова стремительно бросилась к мужу на грудь и разрыдалась, теперь уже от счастья. Она скороговоркой лепетала, что давно надо было забрать, что ведь предупреждала, как только родственничков этих увидела. Из чего доктор сделал заключение, что искать больше никого не надо, формально, конечно, необходимо сообщить опекунам, но по всему видно, что те не будут настаивать на Лизином возвращении. Теперь доктору оставалось надеяться, что девочка будет поправляться и захочет вернуться в ту жизненную колею, из которой, по разным причинам, была выбита на обочину.