Дух дзен-буддизма

Жизнь общины находится в центре зала для медитаций («Сэммон додзе») – огромного прямоугольного помещения, размер которого зависит от того, сколько там монахов. И именно здесь обитатели монастыря тренируются в дзадзен, хранят свои немногочисленные вещи и спят. Кроме этого в монастыре есть столовая, кухня, уборные, больничные палаты, комната для учителя, сад, а также зачастую могут быть леса и поля, несколько специальных кабинетов и комнаты для гостей. Профессор Судзуки опубликовал в 1934 году работу под названием «Обучение дзен-буддистского монаха», в которой представлен целый ряд замечательных иллюстраций Дзенчу Сато[56], а он – член большой общины в Камакуре. Эти иллюстрации хоть и не стремятся стать грандиозным произведением искусства, но они очень точно создают ощущение esprit de corps[57] в монастыре дзен, а самое примечательное в них – это счастье и радость монахов, которые можно увидеть, когда те выполняют самые разные задания. Неважно, рубят ли они дрова, готовят, стирают одежду или бреются – на их лицах сияют улыбки, и ясно видно, что они делают великое дело. Вообще, все эти занятия монахов превратились в поговорки, и поэтому в Японии, когда кто-то говорит, что дом похож на дзен-монастырь, это значит, что он тщательно вымыт и вычищен. А чтобы уберечься от опасности вольнодумства, жизнь регулируется строгой дисциплиной. Все важные обязанности, которые выполняются до того точно и регулярно, что превратились в церемонии. Трата времени и материалов сводится к минимуму, а вещей у монахов так мало, что их будет достаточно только для того, чтобы сделать себе подушку на ночь. Но это не потому, что идеал дзен – аскетизм. Дзен аскетичен не более, чем любая другая форма жизни, ведь дзен – это отношение к жизни, а потому он считает, что нужно использовать только правильное количество времени, энергии и материалов, которые необходимы, чтобы достигнуть данной цели – не больше, не меньше.

Если некоторые монастыри дзен в Японии – сокровищницы как с китайскими, так и с японскими произведениями искусства, среди которых есть картины, керамика, бронзовые и лакированные изделия, а также деревянные изделия с резьбой, то в храмах других сект этих объектов представлено не так много. Как правило, украшают монастырь дзен в том же духе бережливости, который есть и в дисциплине, и в церемониале. Необходимо каждое произведение искусства оценивать по достоинству, а если их одновременно слишком много – это сделать невозможно. Поэтому в дзен-монастыре преобладает атмосфера строгой простоты, которую могли разнообразить тщательно отобранные предметы изумительной красоты. Однако не нужно думать, что эта простота – в отсутствии украшений вообще. Многое повлияло на архитектуру дзен и технику меблировки, так что структура помещений сама по себе прекрасна и без дополнительных украшений. Поэтому в неярких бумажных ширмах («седзи»), установленных в качестве стен в японской комнате, деревянных рамах, к которым они крепятся, бледно-желтых матах из рисовой соломы («татами») на полу, и длинных, низких и широких линиях самих построек – во всем этом есть неописуемая, тихая красота, даже несмотря на то, что сделано все из самых простых и недорогих материалов. Зал для медитаций выглядит так же, и единственное украшение в нем – алтарь Будды («буцудан»), который стоит в центре зала, и перед ним, возможно, лишь одна веточка с цветами. Сам по себе зал довольно длинный и узкий, обшитый с каждой стороны простыми седзи бледно-серого цвета, которые скрывают выходы в прилегающий внутренний двор и сады и шкафчики, где монахи хранят свои постельные принадлежности. Параллельно стенам по обе стороны зала находятся низкие платформы, на которых монахи спят и практикуют дзадзен. Во время медитации они в процессии заходят в зал и занимают свои места на платформе – лицом к центру помещения. Главный монах выходит вперед и падает ниц перед алтарем, в то время как снаружи другой монах вызывает опоздавших членов общины, ударяя по плоскому деревянному гонгу с надписью:

Рождение и смерть – события тяжелые,
Как же скоротечна жизнь!
Каждую минуту мы жалеем,
А время никого не ждет.