Дух Фиилмарнен и его дети

Юноши потихоньку прошли на половину молодой семьи. Там их встретила Хилла. Она двигалась бесшумно и говорила шепотом. Даже ее маленькая дочь вела себя тихо, как мышка. Молодые люди поняли, что в доме прогремела нешуточная гроза.

За ужином Хиреворд спросил жену:

– Что ты, Хилла, загрустила?

– Маму жалко, она одна там с ним сидит, – ответила Хилла, кивнув в сторону перехода между домами. – Еще боюсь, как бы отец сюда не пришел и не нашел Гюрда.

Они рано потушили огонь и легли, но никто не спал. Со стороны половины родителей слышался недовольный голос Стига, ругавшего жену. Никому из них не пришло в голову осуждать его, ведь он был старшим в роду, как никому бы в голову не пришло и перечить ему.

Когда все затихло, Гюрд тихо поднялся и пошел в кузницу. У юноши захватывало дух, пока он в темноте разводил огонь. А вдруг, когда огонь вспыхнет, кузница окажется полна всякой лесной нечисти? Однако ничего страшного не произошло, и он потихоньку успокоился.

В кузнице в одном углу была свалена медная руда, рядом – железная и куски олова. В другом углу лежали сданные местными жителями в починку вещи. В кожаном мешке висели готовые заказы, а в мешочках поменьше – разноцветные камешки для украшения. В третьем углу находилась куча глины, покрытая мокрой тряпкой, куски воска и мягкого камня. Над ней на полке стоял горшок и наконечниками стрел и лежал мешок с древками копий. В четвертом углу была печь.

Гюрд нашел гадательные кости за кучей глины. Так могла поступить в порыве спешки только Хелихелин. Это были две оленьи лопатки, нагретые над огнем и растрескавшиеся. Как ни хотелось ему задержаться и их рассмотреть, юноша задул огонь и вернулся в дом. Кто знает, вдруг дух земли заглянет в кузницу ночью и сделает его одним из своих мастеров в горе?

На следующее утро, чуть рассвело, юноши отправились стрелять уток, оставив гадательные кости дома, чтобы не потерять их. Они договорились, что Хилла ближе к полудню принесет кости к лесному ручью. Тогда, при свете дня, выполнив свою основную работу, они их и рассмотрят.

Охота была удачной, хотя они и сильно промокли. Когда солнце было в зените, они вышли к ручью. Хилла с ребенком уже сидела там.

Увидев потресканные гадательные кости, Гюрд подумал, что Хелихелин, должно быть, просидела в кузнице всю ночь, нагревая их. Она не испугалась находиться там одна, так велико было ее желание скрыть свое занятие. По разговору между Хиревордом и Хиллой Гюрд понял, что о том, о чем друг сказал ему вчера, он говорил с женой не один раз. Юноша почувствовал легкую обиду, но потом понял, что это неизбежно, ведь он ночевал на половине родителей и целыми днями работал с отцом в кузнице, куда Хиреворду как непосвященному вход был закрыт.

Что же сказал дух земли Хелихелин? Ответить на этот вопрос было нелегко. По гадательным костям разбежались мелкие трещинки во всех направлениях, не считая крупных трещин.

– Смотрите, это похоже на длинный волчий нос, – сказал Хиреворд.

– Если это волк, то где глаза и уши, где остальное тело? – возразила Хилла.

– Может, это означает, что Агне пробрался к нам как коварный волк? – предположил Хиреворд.

– Из- за этого Хелихелин не сбежала бы с ним, – усомнился Гюрд. – Надо искать то, что ей было приятно.

– Ей хотелось выйти за него замуж, – сказала Хилла. – Взгляните, если проследить за нижней линией «волчьего носа», то это напоминает дно лодки, а «нос» – это нос лодки, а вот сюда трещина поднимается как корма.

– Смотри – ка, вправду лодка, – пробормотал Хиреворд.

– Действительно, похоже, – согласился Гюрд.

Она увидела лодку и решила, что дух земли одобряет ее затею, – предположила Хилла.

– Судя по всему, так оно и есть, – кивнул Гюрд.

Они долго изучали другие трещины, но разошлись во мнениях, что они обозначают.

Вечером Ойгла пришла на половину дочери и сказала, что Стиг успокоился, но успокоился нехорошо. Он заявил, что ему все равно, где находится Гюрд, что сын может вернуться в дом или не возвращаться вовсе, его это больше не волнует. Гюрд пообещал прийти ночевать на родительскую половину. Он жалел мать за то, что ей одной уже два дня приходилось сносить дурной нрав Стига. В глубине души он считал несправедливым, что за проступок Хелихелин отец наказывает всю семью, а Ойглу в особенности. Если уж хорошенько разобраться, больше всего вины в том, какой выросла младшая дочь, лежало на нем.

Гюрд вернулся в кузницу, но работал один. Стиг не обращал на него внимания и не разговаривал с ним. Так же он вел себя и дома, словно он жил совсем один. Однако он протестовал, если по вечерам Ойгла пыталась уйти на половину дочери. Он не разговаривал с ней, но требовал, чтобы жена находилась при нем. Из солидарности Гюрд оставался с матерью. Не было ничего тоскливее этих проходивших в полном молчании вечеров.

Впрочем, был один положительный момент в равнодушном отношении отца ко всем членам семьи. Они стали более свободны в распоряжении своим временем днем.