— О да. Если они воры. Ты сказал, что девушка и ее друзья выжили на улице. Этого достаточно, чтобы понять, что они не были на церемонии. Почему же? Может, потому, что они хотели воспользоваться всеобщим отсутствием, чтобы незаметно проникать в дома? Почему они были столь плохо одеты, что тебе пришлось выдать им форму наших солдат? Никто из наших людей не был в таком отчаянном положении. Даже бедные люди надели лучшее, что у них есть, идя на церемонию. Почему твоя маленькая подружка так хорошо умеет передвигаться в темноте? Это необходимый навык в ее профессии, я полагаю.
Глаза Гиларры сверкали, а лицо пылало гневом.
— Гальверон, ты никогда не научишься убедительно лгать. Ты для этого слишком порядочен… Теперь я хочу услышать правду. Это действительно беженцы? Или ты привел мне шайку бандитов из Каверн?
Теперь Гальверон разозлился.
— Не важно, откуда они пришли, но они нуждаются в убежище так же, как и все мы. Какая разница, как они жили раньше, миледи иерарх? Они твои подданные. Или Мириаль по-разному относится к богатым и бедным?
— Мириаль по-разному относится к честным и бесчестным, — резко ответила она.
— А с каких пор обычное воровство карается смертью? — отпарировал он. — Отказав им в убежище, ты убьешь их точно так же, как если бы решила казнить их здесь и сейчас.
Гиларра в ярости отшатнулась. На секунду Гальверону показалось, что она сейчас его ударит. С трудом она сумела восстановить контроль над собой.
— Меньше всего я могла ожидать, что мне придется усомниться именно в твоей верности.
Это было больно. Лучше бы она ударила…
— Оттого, что я пытался защитить слабых и беспомощных ты называешь меня предателем? — спросил он.
— Не передергивай, Гальверон. Ты знаешь, что это не так. Хотя я бы поспорила насчет «слабых и беспомощных». Защищая их, ты скрывал от меня правду. Что тебя заставило?
Здесь она его поймала. Гальверон вздохнул.
— Леди, мне действительно жаль. Но Алианна и ее друзья не смогут выжить, оставаясь вне закона. Девушка просила меня дать им шанс начать все сначала, и вызвалась отнести взрывчатку, чтобы я согласился. Я не хотел скрывать от вас правду, но это казалось такой малостью по сравнению с сумасшедшим риском, на который она пошла. Они все пообещали больше не воровать, и я им всем верю — кроме, может быть, Пакрата. Я сказал им, что если здесь что-то пропадет, их всех вышвырнут на улицу, без вопросов.
Видя, как что-то изменилось в лице Гиларры, он шагнул вперед и взял ее за руку.
— Миледи иерарх, позвольте им остаться, умоляю вас. Не заставляйте меня нарушать слово. Я сам буду следить за ними и сам отвечу за их поведение.
Казалось, раздумья Гиларры длились целую вечность. Наконец она кивнула.
— Хорошо, Гальверон. Я позволю им остаться. Но помни, ты лично несешь ответственность за них. Если они хотя бы раз провинятся, я жду, что ты сдержишь слово и вышвырнешь их вон. — Она перевела дыхание. — А что до тебя, командующий, я очень недовольна тем, что ты сделал. Тебе никогда не следует что-либо обещать, если в результате ты окажешься вынужденным скрывать от меня правду. Или ты настолько мало мне доверяешь, что думаешь, будто я отказалась бы признать данное тобой слово? Я понимаю, почему эти люди хотят сохранить в тайне свое происхождение. Теперь, когда они пришли сюда, они будут жить вместе со всеми. Но я иерарх, и я в ответе за благосостояние каждого в этом Храме. Решившись скрыть от меня такие вещи, ты мог поставить под угрозу выполнение моего долга по отношению к общине в целом. Ты меня понимаешь?
Гальверон опустил голову.
— Да, леди иерарх. — Командир сознавал ее правоту, но тем не менее этот выговор больно ранил его честь. — Не знаю, смогу ли я теперь оправдаться, — холодно сказал он.
Решившись наконец поднять взгляд, Гальверон изумился, увидев, что глаза Гиларры наполнились слезами.
— Не ты один, — прошептала она и разрыдалась. Этого Гальверон ожидал меньше всего. Позабыв, что она иерарх, он повел себя так же, как с любой другой плачущей женщиной. Бережно обняв Гиларру за плечи, Гальверон подвел ее к выступу скалы с оставленной лампой и усадил.
— Я вижу, у вас был плохой день, — сказал он сочувственно.
Этого оказалось достаточно, чтобы развязать ей язык. Слова полились потоком: ее беспокойство за сына, стычка с Кайтой из-за кровати…
— Сейчас я понимаю, что рассуждала как мать, а не как иерарх. Но так трудно совместить все это, Гальверон! Я не знала, не думала, что это окажется так сложно. Я видела, сколько ошибок совершил Заваль, и думала: «Как он не понимает?» Я всегда была твердо уверена, что сделала бы гораздо лучше… Но теперь, когда на мне мантия иерарха, я вижу, что все не так-то просто.
Ока покачала головой:
— Ты знаешь, я всегда злилась на Заваля, когда он говорил, что мне не следовало заводить семью, что это будет мешать исполнять обязанности суффрагана. А сейчас я боюсь, что он был прав.
— Может быть, — сказал Гальверон, — но сейчас уже ничего не изменишь. Неужели вы хотели бы сейчас жить без Беврона и Аукиля?
— Ни за что!
Он улыбнулся: