Дух свободы: Наследники партизан

– Будьте осторожней, – ответила ему девушка, спешно показала ему два пальца[9], печально улыбнулась и ушла на кассу платить за упаковку масок, только бы не делать ему замечание.

«А что я-то?» – хотел спросить Артур, не понимая, почему она вообще с ним заговорила, еще и в таком ключе, но, осмотрев себя, понял, что вышел в черной майке с «Погоней»[10] на груди и даже не подумал, что это тоже символ протеста, за которым уже идет охота, и не важно, что это историческая ценность.

Закрывая глаза, он мысленно ругался и шел искать полку с мукой.

«Сейчас проверю через Краму[11], выясню, что эта гребаная мука провластная, и пойду с чистой совестью курить», – думал он, потому что ему надо было знать, что он хоть немного прав, что он не был отбитым на голову придурком хотя бы в этом.

С этой мыслью, цепляясь за желание спокойно покурить, он находил муку, доставал телефон, такой же черный, как все пять его смартфонов, и с ужасом смотрел на экран.

Таким идиотом он еще никогда не был. Мало того, что вышел из дома, как последний бомж, еще и в телефоне оставил литовскую симку, на которой был один из самых опасных аккаунтов в телеграме с ником «Китаец».

«Вот возьмут тебя менты за «Погоню», а найдут сеть координаторов. Весело-то будет, прям обосраться!» – подумал он и даже стукнул себя телефоном по лбу, пытаясь прикинуть, успеет ли он, если что, почистить телефон и сожрать сим-карту. В бусе[12]. В автозаке. В РУВД.

Выводы были неутешительными, потому он решал для себя, что надо уничтожить в первую очередь, а сам открывал Краму[13].

Интернет у него был. Телефон легко ловил вай-фай от квартиры на четвертом этаже, что была прямо над ним. Оставалось только ввести цифры штрих-кода.

Приложение неожиданно одобрило покупку.

«Да быть не может!» – хмурясь, подумал он и стал проверять цифры, уверенный, что сделал ошибку, но нет. Крама действительно разрешала купить Лидскую муку.

– Да вы шутите, – прошептал он, глядя на красно-зеленую надпись: «Сделано в Беларуси». От этой надписи его выворачивало, как от флага, как от речи Луки[14] в телевизоре, и потому от заключения на экране телефона хотелось смеяться и при этом плакать, но сил хватало только на чувство вины и пустой взгляд.

«Ты – мразь, – сказал он себе и все же взял муку вместо сигарет. – Маша-то не виновата, что ты такой псих».

– Пакет нужен?! – рявкнула на него тучная кассирша.

– Что? А-а-а, нет, – заторможенно ответил Артур и высыпал монеты на маленькое блюдце.

Кассирша посмотрела на него с ненавистью, как смотрела бы она на алкаша, что точно так же платит за чекушку какого-то самого дешевого пойла, но Артуру было все равно, кто и как на него смотрит. Он просто наблюдал, как она разгребает монеты и пытается понять, какие ей нужны, а затем швыряет ему еще какую-то копейку сдачи. Это тоже не задевало. Размазать его больше, чем он был уже размазан, было просто невозможно.

Кассирша что-то бубнила себе под нос про неблагодарное поколение, но Артур ее не слушал. Он собрал оставшиеся монеты, сунул их в карман и поплелся назад, шлепая тапками.

«И как она меня терпит?» – думал он про Машу, возвращаясь назад, и неожиданно увидел ее на улице под фонарем у подъезда.

Она набросила пальто, схватила шапку, но не надела ее и только смотрела по сторонам, прижимая ее к груди.

– Маш! – окликнул ее Артур, очнувшись от одной мысли, что что-то плохое могло напугать Машу.

Она дернулась, обернулась и бросилась к нему, чтобы нелепо натянуть свою шапку ему на голову.

– Я тебя потеряла, – сказала Маша дрожащим голосом. – Я подумала, что ты долго, вышла, а тебя нет, и… я испугалась, – призналась она, глядя на него мокрыми от слез глазами.

– Прости, – прошептал он, показывая ей муку вместо всех возможных объяснений.

Маша не ответила, а просто обняла его, как делала это всегда, когда хотела сказать, что он не один.

– Ты весь дрожишь, – шептала она.

– Да? – удивился Артур. – Бывает. У меня еще и сигареты закончились.

Закрывая глаза, он обнимал ее одной рукой и просто старался глубоко и неспешно дышать, не думая, что они живут в стране, где представители власти избивают до смерти людей.

– Ты у меня бедовый, – шептала Маша, прижимая его так, словно могла согреть собой, а он не ответил, тяжело вздыхая, потому что не чувствовал холода, не чувствовал тепла и собственную «бедовость» оспорить не мог.

Глава 3

Кирилл остался дома один и взялся за уборку кухни. Всё равно кто-то должен это сделать, а ему было полезно отвлечься от мыслей, от странного чувства беспомощности, что преследовало его со дня задержания.

Это было двадцать пятого октября – в день Народного ультиматума[15]. Они с Серегой – школьным другом – дошли до Орловской[16]. Оба были завернуты в бело-красно-белые флаги, шагали по проезжей части и не собирались останавливаться. Народный ультиматум должен быть настоящим.

«А мы должны стоять до конца», – думал Кирилл. Он точно знал, что завтра не выйдет на работу. Он в пятницу так всем и сказал, включая начальника, мол, не ждите – я бастовать.

– Ты человек науки, какое бастовать?!