Женька удивленно нахмурилась. Красивая? Да ладно! Хотя… судя по тому, что тонкая ткань штанов у него топорщится, ему и в самом деле нравится. Ох, выдумала тоже! У этих дикарей на любую бабу стоит, они же молодые, горячие, полные тестостерона. Будь Женька кривой и косой негритянкой, и то бы встал!
– Устраивает? – деловито спросила она, ловко заматывая грудь. – Вот и хорошо. Когда у нас там церемония бракосочетания?
– Прямо сейчас, пока ночь. Пока никто не знает, что мы вернулись. До утра ты должна стать моей.
– Но… – Она откровенно растерялась. – У меня же… Дни. Эти самые.
– Я не трону тебя. Пока. Но мы об этом никому не скажем, верно? Сиди, жди. Я пришлю к тебе сестру, она принесет одежду.
И вышел, оставив ее одну, оглушенную, растерянную… и, откровенно говоря, воняющую конским потом и кровью. Внутри было какое-то непонятное оцепенение, то и дело прерывающееся мелкой дрожью. Думать не получалось, в голове звенело. Она не спала почти трое суток, но глаза упорно отказывались закрываться. Женька просто пялилась на деревянный столик, потому что понимала, что это – самая дорогая вещь тут, в стране, где так мало деревьев. Рассматривала резьбу, гнутые ножки в виде львиных лап, отполированную поверхность – и ощущала себя таким же столом. Лишним, неправильным предметом в этом стане. Женщиной среди мужчин, чужачкой.
– Ты как, Дженай? – Тихий голосок Листян вывел ее из оцепенения.
Женька подняла голову, разглядывая подругу. Она была так взволнованна, так явно переживала, что оттолкнуть ее не было сил.
– Как видишь, живая, – усмехнулась Женя. – Даже здоровая. И почти замужем.
– Очень плохо? Я могу тебе помочь?
– Да, мне нужна вода. И тряпки, Лис, у меня нечистые дни.
– Да, конечно. – Степнячка стремительно выбежала прочь и очень быстро вернулась с ведром воды и комком ткани. – Вставай, я тебе помогу.
Она не позволяла Женьке даже пошевелиться, мгновенно раздела ее догола, обтерла влажной тканью, по-хитрому обвязала ее бедра тряпками и накинула на тонкое, почти мальчишечье тело длинную рубаху до пола, которую нашла где-то в шатре. Женька стояла, не пытаясь сопротивляться. Ей было совсем плохо. Она не понимала половины слов Листян. Страшно хотелось пить.
– Девушка ты гораздо красивее, чем мальчик, – наконец отступила на шаг степнячка. – Такая… тоненькая, и глаза, глаза! Как небо, Дженай!
– Дженна, – автоматически поправила ее Женька. – Я теперь Дженна.
Она сквозь туман, охвативший ее разум, попыталась понять, что вообще происходит. Одела ее Листян странно: рубашка до пят, сверху шелковый халат, перевязанный широким поясом. На голове остроконечная шапка с «ушами» из металлических и каменных бусин. Так. Она, видимо, все же невеста.
– Дженна, Дженна, – усмехнулся знакомый голос. – Поди сюда, женщина-воин. Держи.
Ей в руки сунули глиняную чашу.
– Баяр, разводи огонь.
Баяр тоже здесь? Судя по тому, как пахнуло дымом – да. Она обернулась встревоженно: в кругу камней пылал огонь. Небольшой, но вполне настоящий.
– Ты должна приготовить чай, Дженна, – командовал Аасор. – На огне, который зажег тебе муж. А он должен его выпить…
– И не умереть? – не удержалась Женька.
– И молчать. И ты будешь молчать. До рассвета, ясно? Ты не знаешь наших обычаев, поэтому Листян тебе станет подсказывать.
Баяр тоже молчал, только смотрел на Женьку так, что она невольно ежилась. Его лицо было каменным. Совершенно ничего не выражало. Но она каким-то чудом понимала, что он очень напряжен.
– Положи в чашку листья, – тихо сказала Листян. – На глаз. Сколько положишь.
Женька умела заваривать чай, даже травяной. Ничего сложного. На ее взгляд, чашка вмещала в себя пол-литра воды, поэтому она кинула три щепоти листьев. Чтобы чай был со вкусом и цветом чая, а не вяжущей горечи.
– Воды полчашки налей и поставь на огонь.
Послушно сделала то, что ей сказали. Молча смотрела, как в чашке кружатся листья, как закипает вода.
– Молоко и соль.
Соль? Прелестно. Та еще гадость будет! Взяла из рук Листян чашку с жирным желтым молоком, подумав, поставила на край очага. Поискала глазами какую-нибудь тряпку, чтобы взять горячую чашу с чаем. Не нашла, подхватила рукавами, поставила на тот самый столик. Тонкой струйкой влила уже теплое молоко. Скрипнув зубами, добавила немного соли – на глаз. За ней все наблюдали молча – даже с какой-то тревогой. Дальше-то что? Ах да, подать «мужу».
Снова подхватила рукавами, аккуратно поднесла Баяру. Он взял чашу голыми руками, обжигая взглядом черных как ночь узких глаз. Невольно захотелось спрятаться, скрыть лицо, но она не позволила себе этой слабости. Нет, не будет Женька прогибаться. Никогда. Баяр, глядя ей в глаза, поднес к губам чашу и медленно попробовал эту пародию на чай. Ей вдруг показалось, что он сейчас с таким же равнодушным видом выпил бы даже ослиную мочу. Только бы его не стошнило, вот будет номер!
Но он выпил до дна, а последние капли и листья вытряхнул в огонь. Перевернул чашу, положив на стол. Снял с нее дурацкий колпак, провел ладонью по коротким волосам, ероша их, грустно усмехнулся.
– Вкусно было, нэхэр?[9]
– спросил Аасор очень тихо.Баяр кивнул.