Долго еще Женька сидела, обхватив колени руками. Она внезапно почувствовала себя такой спокойной и счастливой, какой не была никогда раньше. Ей стало хорошо, и мир вокруг тоже стал прекрасным. Розовеющее небо и цветущие травы, свежий ветерок, мазки белых облаков, шуршание листвы, скрип цикад, пиликанье каких-то пташек. До чего же все-таки прекрасна степь! Куда красивее, чем город или, о ужас, метро! И уж конечно, тесные людские муравейники многоэтажек никогда не сравнятся с ночевками под открытым небом.
Она любовалась. Полной грудью вдыхала чистейший воздух с запахом трав и костра и не могла надышаться. Пронзительное ощущение родства с этим миром захватило все ее естество, оно наполняло самой настоящей музыкой. Женьке хотелось петь. Песен она почти не помнила, во всяком случае, ни одна из популярных композиций, звучащих на радио, сейчас никак не ложилась на ее настроение. Не петь же «Во поле береза стояла»? Вспомнила! Вспомнила песню про ветер и степь, как нельзя более подходящую!
Баяр, возвращавшийся с добычей, замер, застыл. Никогда он не слышал подобного. Песня на незнакомом языке, светлая, удивительно мелодичная, его просто заворожила. И голос Дженны – такой чистый, прозрачный, как ручей. Вот оно как. Она все больше напоминала ему цветок – хрупкий и нежный, распускающий свои лепестки в его руках. Он думал, что цветок просто красивый, а теперь словно почувствовал его пьянящий запах. Головокружительно и прекрасно.
Песня закончилась. Он нарочно зашумел, чтобы не напугать ее своим внезапным появлением. Дженна вскинула голову и улыбнулась ему – очень спокойно и мягко. Что она успела осознать и принять? Непонятно.
– Я принес еще куропаток, – сказал он негромко. – И нашел гнездо с яйцами. Утром будет яичница.
Женька кивнула, радуясь. Птиц ей, конечно, стало немного жалко, но особо сентиментальной она никогда не была. А яичницы вдруг захотелось безумно.
– Сейчас быстро разделаем птицу, я закопаю ее в угли. Это – наш завтрашний обед и ужин. Ты, если хочешь, ложись спать. Я сам все сделаю.
– Ну уж нет, – возразила Женька сердито. – У меня тоже руки есть. Я буду помогать.
Баяр кивнул спокойно, про себя радуясь тому, что она наконец-то стала с ним разговаривать и даже возражать. Хороший знак. И даже то, что ей в голову не пришло повторить свои намеки на супружеские утехи, его нисколько не расстроило. Он прекрасно понимал, что еще рано, хотя ее поцелуй и распалил его до такой степени, что пришлось сбежать.
Женька ощипывала птицу. Сопела, прикусывала губы, нервно откидывала влажные волосы со лба. Она очень хотела бросить эту пакость на землю, топнуть ногой и заявить: «Нет уж, дудки, я лучше голодной посижу, чем этой ерундой заниматься!» – но боялась показаться Баяру еще большей дурой, чем была. Как это у него так ловко выходит снять все перья одним движением? Ей приходилось вырывать по одному.
– Дженна, – он явно заметил ее мучения, – давай я. Ты лучше потроши. С ножом у тебя очень ловко получается.
В четыре руки куропатки были подготовлены к запеканию очень быстро.
Степь наполнялась ночью, как бокал вином. Уже совсем стемнело. Баяр закопал тушки птиц в угли, сложил по-особому пальцы и что-то прошептал. Угли засияли алым.
– Что ты сейчас сделал? – встрепенулась Женька. Подобного она не видела ни разу.
– Ты будешь смеяться, но я заморозил огонь, – усмехнулся степняк. – Аасор учил меня когда-то нескольким знакам… Самым простым, вроде огня, воды или стазиса. А я вот пробовал их соединять. Самый интересный результат получается, когда применяешь огонь и стазис одновременно. Огонь словно застывает – и не горит, и не тухнет. Надолго его не хватит, так – на два-три часа. Но куропаткам этого достаточно.
– А эти знаки, ими любой может пользоваться? – заинтересовалась девушка.
– Нет, только тот, в ком есть искры вечного огня. Во мне – есть, и немало. Я могу даже Тойрог пробудить, как ты видела. Из меня мог бы выйти отличный шаман, но Аасор сказал, что дух воина во мне сильнее, чем дух огня.
– А мне можно попробовать? Вдруг я тоже смогу?
– Женщина? Еще ни разу… – но тут Баяр сбился, вспомнив, что и Тойрог до нее ни одна женщина не проходила, и кивнул. – Завтра. Сейчас время спать.
Он поглядел прямо ей в глаза – пристально, внимательно. Но Дженна опустила ресницы и молча улеглась на расстеленное одеяло. Стало быть, не готова. Не попросила снова. Передумала или опять испугалась. Ничего, он другого и не ждал.