Кроме того, в Скаймонде жила Аструд – законная жена Брудвара, о которой он никогда не упоминал. И Нарьяна знала почему. В Очаге валькюну не слишком-то любили, и жители охотно рассказали, что произошло между супругами и в какую, по их словам, злобную тварь та превратилась после размолвки.
Нарьяне хватило ума понять: Аструд следовало опасаться. Конечно, вождь не дал бы ее в обиду, но даже он вряд ли догадывался, как могут быть коварны и мстительны женщины.
Раньше это не слишком-то беспокоило Нарьяну. Но с рождением дочери и отъездом Брудвара к ней пришло острое осознание перемен. Что станет с ними, если вождь разлюбит ее? Что, если после войны, они окажутся не нужны Брудвару? Что будет с Фингри? Отец ведь даже не знает, как она выглядит! Позаботится ли о ней, как обещал? А если нет?! Что, если он вообще не вернется? О последнем Нарьяна старалась не думать, но страшная мысль еженощно, до тошноты и слабости, кружила голову.
Женщина молила богов и Предков, солнце, луну и звезды, чтобы Брудвар приплыл целым и невредимым. После этого она сразу попросит сделать ее наложницей или, если осмелится, младшей женой, соглашаясь переехать в Скаймонд. В столице она будет на виду, делая все возможное, чтобы любимый не забывал о ней и не представлял и ночи в одиночестве.
Еще Нарьяна сразу найдет хороших учителей для Фингри, которые помогут дочери развить язык. Ну а потом… Потом Нарьяна родит вождю сына. И кто знает, как сложится ее жизнь? Благословленный Предками ведь мог сам выбирать наследника трона…
– Мама, мама, мама!
«Ох как сладко замечталась».
– А папа вернется к зиме?
«Я не знаю. У него много дел. Но я надеюсь на это. – Нарьяна отвела глаза от лица Фингри. – Вставай, соберем еще немножко и повернем домой».
Стряхнув крошки с длинных платьев, они направились обратно к лесу. Фингри шла позади, беззаботно напевая.
У самой кромки дочь резко притихла.
«Должно быть, нашла что-то интересное».
Нарьяна обернулась. Дочь стояла в десяти шагах от матери. Но что-то было не так. Фингри побледнела, нижняя губа дрожала. Глаза, словно огромные блюдца, смотрели сквозь Нарьяну. По телу девушки пробежал холодок. Она не хотела следить за направлением взгляда дочери. Не хотела, но была должна. Стараясь не терять самообладания, сперва подошла к Фингри, присела возле своей малышки и обняла ее.
«Чего ты испугалась», – Нарьяна съежилась, не желая слышать ответ.
– Ф…Ф…Ффолк, – жалобно проскулила девочка, указав непослушным, дергающимся пальцем за спину.
Надежда на то, что Фингри ошиблась, прожила семь оглушительных ударов сердца.
Она увидела.
Среди островка низких и пушистых елей, растущих в тени сосен, торчала острая морда. Красный, влажный язык свисал с открытой пасти, из которой торчали два безобразных клыка.
Животное было не одно. Рядом прятался человек. Лицо покрывала густая щетина.
Нарьяна не сдержалась и ахнула, когда он медленно встал, а «фолк» одним прыжком выскочил из укрытия. К счастью, тот оказался на привязи. Мужчина выругался, веревка натянулась, а передние лапы хищника поднялись над землей, разметав клочья земли.
Животное было явно крупнее волка, хоть и очень на него похоже. Те же острые уши, мускулистое тело, короткая серая шерсть. Отличие заключалось в том, что эта псина, судя по размерам и челюстям, вполне могла потягаться силой с медведем. Ее хозяин, кстати, тоже. Высокий, с большими ручищами и совиными бровями.
«Охотник, это всего лишь охотник», – сбивчиво объяснила Нарьяна обомлевшей дочери.
Кто же еще? Высокие сапоги, легкая кожаная куртка, смешная треугольная шапка, которая сейчас вовсе таковой не казалась, лук и колчан стрел за плечами, нож у пояса. Копье в руке.
«Далеко забрался, не из наших», – оценила чужака Нарьяна.
Охотник приближался, не говоря ни слова.
Она возненавидела немоту. Ей хотелось кричать, спросить мужчину, что ему нужно, сказать, что дочь боится животных. Но что она могла сделать?! Объяснять на пальцах? Грозно хмуриться? Нет. Ей оставалось только успокаивать себя, твердя, что это всего лишь охотник.
Вблизи пес казался еще огромнее, а человек – страшнее. Настоящий булыжник, обросший черным и колючим мхом.
Фингри заплакала и уткнулась в юбку. Нарьяна бросила корзины и взяла дочь на руки.
Когда их стал разделять один бросок собаки, мужчина остановился.
– Сидеть, – сказал хмуро. Как-то совсем безрадостно, даже не пытаясь притворяться.
Животное утробно зарычало и оскалилось, обнажив зубы, способные перегрызть любую кость.
Охотник отпустил поводок. Нарьяна медленно, как во сне, отступила на шаг, не отводя взгляда от пса. Тот ждал команды.
Мужчина обхватил копье двумя руками. Направил древко острием в их сторону. Девушка все поняла.
Отчаянно посмотрела в глаза преследователя. Жесткие, шершавые, как кора дуба. Удивительно. В них теплилась жалость, но не было места сомнениям и торгу.
Она молила взглядом. Просила пощадить дочь, предлагала себя взамен, обещала покинуть Север, сделать все, что угодно, лишь бы сохранить Фингри жизнь.
Она молила. Молча.
– Прости. И ты, дитя, прости. Но так хочет валькюна.