Дух Времени

– Каждый заслуживает «правду» постольку, поскольку он может с нею справиться… Если правда разбивает жизнь, она не нужна!.. Если люди предпочитают жить ложью и иллюзиями, я не хочу им мешать… Душа Кати – мрамор… Она разобьется от падения… Твоя душа – глина под моими руками… И я леплю из неё прекрасную статую… И за эту власть над тобой я тебя люблю…

Тобольцев сам был поражен силой опустошения, какую страсть вносила в эту душу. Она разрушала все на пути, как пожар. И стихийность этого растущего чувства опьяняла его.

– О чем ты думаешь? – спросил он её уже под Москвою.

Она глядела в окно, сдвинув брови и сжав губы. Она казалась больной.

– Я думаю о… Потапове… – И то, что она не назвала его, как всегда, «Стёпушкой», поразило Тобольцева.

Он тихонько взял её руку.

– Что же ты о нем думаешь, Лиза? – Она молчала, жуткая и далекая.

«Ох, не завидую я ему!» – подумал он. А она думала в эту минуту «Я не смогу уже обнять Стёпушку. Я отравилась… Пропала… О Боже! Где взять силы жить по-старому?»

Усаживая Лизу в сани, Тобольцев сказал ей с загадочной улыбкой: «Когда-нибудь ты вспомнишь эту ночь и пожалеешь о том, чего не было…»

И в ту же минуту она вздрогнула от ужаса и от невыносимой боли. Казалось, туман разорвался вдруг перед её глазами и яркий внезапный свет ослепил ее… Одни, совсем одни, в чужом городе… рядом, обнявшись, целую ночь… Да повторится ли она, такая ночь? О Боже! Почему она не решилась? Почему не взяла свое счастье? Слезы брызнули из её глаз. Она закрыла лицо муфтой.

Тобольцев проехал мимо и послал ей поцелуй.

К жене поехал… Домой… Жене достанутся и ласки, и порывы, которые она, безумная, не хотела удовлетворить… «Как он её обнимет! Вот этими руками, с тонкими, цепкими пальцами, от которых так больно, так сладко!..»

Она сидела, выпрямившись, закусив до крови губы, чтобы не закричать, инстинктивно держа себя в руках, чтоб не забиться в припадке тут же в санях, на улице…

Все заколебалось опять в её душе… Слава Богу, что не отдалась! Не потеряла головы… О, как презирала бы она себя теперь! Пережить нельзя было бы такое унижение… И что за наваждение было там, в эту ночь?.. «Зачем, подлая, ты бегаешь за ним, когда он любит жену!» – чуть не вслух сказала она. Лицо Степана всплыло перед нею. «Отречься от него! За что?.. За любовь и преданность? Никогда!.. На его груди выплакаться… в его ласках забыться… Хочу быть любимой! Хочу быть счастливой… И гордой… а не жалкой рабой моей позорной страсти! Буду работать за десятерых! Самые рискованные поручения возьму на себя… На что мне свобода? На что мне жизнь? Смерть легче, чем моя тоска!.. И ничего-таки я теперь не боюсь!.. Ничего!..»

II

Дома Лизу ждал сюрприз. Свекровь встретила её в передней.

– Николай Федорович болен. Вчера слег… Я у себя его оставила наверху… Должно быть, инфлуэнца. Доктора жду…

Лиза снимала шляпу. Грудь её высоко вздымалась. Анна Порфирьевна присела на кушетке и пристально глядела на невестку.

– Капитон свирепеет… А куда ж ему деться, когда у него своего угла нет? И не прописан нигде?

Лиза бродила по комнате, бесцельно трогая вещи.

– Он о тебе все спрашивает, – после длинной паузы тихо сказала свекровь, не поднимая глаз. Лиза замерла у стола, только губы её и ноздри дрогнули. – Удивлен, что ты уехала… Разве ты… не смеешь уезжать? – Лиза молчала, опустив ресницы.

Анна Порфирьевна тяжело встала после паузы, обеим показавшейся огромной и, не оглядываясь, вышла из комнаты…

И Лиза почувствовала, что теперь и другая тайна её жизни разгадана свекровью.

Наверху Потапов лежал в той же комнате, где ночевал всегда, рядом с девичьей. У него был сильный жар. Увидев Лизу, он быстро поднялся и сел, натягивая к подбородку одеяло. Его глаза засияли ей навстречу такой яркой радостью, что сердце у Лизы захолонуло в груди.

– Что же это вы!.. Давно заболели? – громко и смущенно спросила она и подала ему руку. – Ох! Какой вы горячий!..

Он порывисто притянул её к себе. Глаза его молили о чем-то, впиваясь в её зрачки. Она боязливо оглянулась на дверь, покосилась на стену…

– Лиза!.. Лизанька!..

Его губы пересмякли, пахло жаром и болезнью изо рта, от кожи. Но Лиза взяла его лицо в обе руки и нежно поцеловала его глаза и лоб.

– Все та же? – прошептал он. – Не изменилась ко мне?

– Нет! Нет! – глухо, но твердо сказала она, вкладывая особый смысл в эти слова, в свой голос. – Ты мне нужнее, чем прежде, Стёпушка… Люби меня горячо!.. Люби меня безумно… Ты у меня на свете один!..

Всхлипывающий, странный звук вырвался из его горла. Он схватил ледяные ручки Лизы и закрыл ими свое лицо.

Дверь беззвучно отворилась.

– Дохтур приехал, – смиренно доложила Федосеюшка. – Вас «сама» просит в гостиную…

Лиза отшатнулась от кровати. «Вошла, не постучавшись… Как она смеет!.. Дерзкая…»

Но у нее, не знавшей никогда страха, не хватило мужества сделать выговор горничной. Выходя из комнаты только, она кинула быстрый, гордый и гневный взгляд в лицо Федосеюшки и в первый раз увидала, как смело взмахнули ресницы «халдейки» и каким острым и странно-загадочным взором ответила ей горничная… «Змеиные глаза…» – подумала Лиза и вздрогнула.