Как ни странно, но добрый «доктор Курпатов» в работах последних лет подталкивает и «подпинывает» своего читателя именно в направлении такого кризисного самоощущения. Редкое «положительное» суждение доберётся хотя бы до середины критического анализа на предмет достаточных методологических оснований. Что может знать о своей психической реальности рядовой пациент? В лучшем случае он знает несколько поверхностных симптомов…
И вот тут проявляется одно любопытное противоречие, которое можно сравнить с «парадоксом Шпенглера». Известно, что немецкий историк отказался от конструкта общей и универсальной истории в пользу представления о самобытном развитии отдельных культурно-исторических типов. При этом, отказывая истории в единой фабуле и логике, Шпенглер сам занимает вакантную «божественную» позицию, классифицируя и объясняя закономерности эволюции различных культур. Не попадает ли в это противоречивое положение и Андрей Курпатов, когда переходит от «новой методологии» (критический анализ режимов и условий интеллектуальной работы) к своеобразной «новой социальной онтологии» (постулирование законов общественного устройства)? Как соотносится позитивное утверждение из текста «Капитала 2.0» о том, что мы можем «знать, как устроен мир», с общими требованиями методологии мышления как варианта критической теории (с обязательными правилами воздержания от универсалистских и избыточных суждений)?
Вот, например, в продолжение разговора о несправедливости общественного мироустройства, авторское описание социальной реальности как непрерывной «борьбы интеллектуальных функций разных людей друг с другом»: эта борьба «идет повсеместно — в любом офисе, на предприятии, в транснациональном холдинге, в научном сообществе, в Нобелевском комитете, на бирже и в конкретной индустрии. Даже в семье. Везде своя игра и свои игроки, а выигрывает всегда и только тот, кто умнее, — точнее, тот, кто обладает более мощной интеллектуальной функцией».
Все мы знакомы с принципом соотношения ума и богатства (Андрей Курпатов дает две его редакции). Нам припоминаются подтверждающие и опровергающие этот принцип примеры (в тексте «Интеллектуального ресурса» также встречается ряд поучительных иллюстраций из политической истории XX века). И надо сказать, что сомнений относительно внутренней связи ума и богатства (а также политики и науки, экономической рентабельности и интеллектуальной ценности и т. п.) эти примеры и аргументация не разрешают.
Ещё интереснее ситуация с программным текстом «Кризис „Капитала 2.0“. Навстречу новой реальности!». В этой работе Андрей Курпатов ведёт полемику с Марксом, Бодрийяром и другими авторами критических теорий социального порядка. Автор рефлексирует новейшую историю как последовательную метаморфозу «классического» товарно-денежного капитализма, но не в общество дигитального потребления, а в общество интеллектуального капитала или эксплицированных в будущее интеллектуальных ресурсов: «Мы оказались в новом мире — в экономике ресурсов, в экономике „Капитала 3.0“, где принципиально важным является не то, обладаешь ли ты сейчас какими-то ценностями („товаром“, „средствами производства“, „деньгами“ или даже „доверием“), а то, насколько ты влияешь на будущее за счёт тех ресурсов-ценностей, которыми ты располагаешь».
Интересно, что матрицы предыдущих воплощений капитализма Андрей Курпатов оценивает как «безобразие», «шабаш», «обман» и т. п. Экономика «капитализма катастроф», как его назвала Наоми Кляйн, для автора «Интеллектуального ресурса» — наглая «воровка на доверии», систематически разоблачаемая и разоблачающая саму себя: «Насколько надёжной нам следует считать систему, валютой которой является „доверие“, а акторами — лица, склонные к обману и уверенные в том, что их всегда пытаются обмануть?»
Но как тогда выглядит «перепрошивка» той же социальной матрицы до уровня «Капитала 3.0»? Фактически — как исторический реванш «когнитариата» и превращение человеческого ума из наёмного средства производства в вечную и творческую производительную силу. Персонифицированный возобновляемый неотчуждаемый интеллектуальный ресурс, интегрируемый в глобальную экономику и политику, имеющий предельное символическое и практическое значение, — это действительно смелый рисунок новой социальной реальности, о которой можно и нужно говорить с достаточным количеством восклицательных знаков. Но лично мне эта картина освобождённого человеческого ума, становящегося двигателем всемирного социального развития, кажется моделью общества «Коммунизм 1.0». Я тоже искренне верю в потенциал эмансипированной интеллектуальной функции. Мне также симпатичны социальные модели по ту сторону «обязательного зла» — насилия, воровства, обмана… Однако как назвать это точнее и как это детализовать в мысли? Чтобы ответить на эти вопросы, игнорируя исчерпанные гуманитарные «измы», необходимо опять склеить в целую ленту Мёбиуса онтологию и методологию.