Дух времени. Введение в Третью мировую войну

Дело в том, что наш мозг эволюционно голоден до информации, а потому, едва подключившись к интернету, мы неизбежно оказываемся на крючке рефлекса, который И. П. Павлов называл «Что такое?», а также дофаминового подкрепления, когда мы получаем ответ на этот свой рефлекторный вопрос.

Именно последствия этой цифровой зависимости, безостановочного цифрового потребления и приводят нас к тем фундаментальным изменениям, которые мы видим в культуре, обществе и политике.

Структура бреда

В книгах «Чертоги разума» и «Четвёртая мировая война» я уже рассказывал об исследовании моей коллеги — Ольги Андреевны Литвиненко под руководством моего учителя и соавтора, доктора медицинских наук Анатолия Николаевича Алёхина.

Основная задача этой работы заключалась в том, чтобы понять, как меняется структура бреда при шизофрении у пациентов, личность которых формировалась в разные исторические периоды. Для этого были изучены истории болезней пациентов, которые были разделены на три группы:

• рождённые в 1972–1979 годах, критический возраст формирования здесь приходится на советский период (1979–1986 гг.);

• рождённые в 1982–1984 годах, где тот же критический период совпал с моментом распада СССР (1989–1991 гг.);

• рождённые в 1989–1994 годах, где аналогичный период пришёлся на период 1996–2001 годов.

Для анализа бреда больных шизофренией О. А. Литвиненко использовала структурно-семиотический метод Владимира Яковлевича Проппа, лежащий в основе его «Морфологии волшебной сказки».

Ольга Андреевна выделила персонажей бреда каждого пациента, функции и способности этих персонажей, а также то, как сами пациенты объясняли их поведение, мотивы и т. д. Отдельный и особый интерес представляли для нас, конечно, такие параметры, как связность элементов бреда и структура бредовой фабулы — то есть в каких отношениях персонажи бреда находятся между собой, а в каких — с пациентом, какие действия они друг относительно друга предпринимают и почему.

Дело в том, что пациенты, чья личность формировалась в советский период, по сути своей — это ещё люди «эпохи книги», «индустриальной эпохи» (газету «Правда» и программу «Время» нельзя рассматривать наравне с новостным потоком стран Запада в тот же исторический период). Тогда как пациенты, чья личность созревала во время и после развала СССР, производились уже, так сказать, «информационной волной», то есть под непосредственным воздействием СМИ.

Несмотря на масштабность исследования (более 200 пациентов), нужно признать, что анализ проводился в достаточно узком временном диапазоне — меньше трёх десятилетий. Но и его, как оказалось, достаточно для того, чтобы со статистической валидностью увидеть, насколько существенно отличаются друг от друга структуры бреда людей, созданных двумя разными эпохами.

Мы с вами живём историями — мы создаём истории о своей жизни, о наших отношениях с другими людьми. Историей можно считать наш образ самих себя, образ мира — каким мы его себе представляем, образ других людей, ментальные модели которых мы строим в своём сознании.

Бред — это, по сути своей, точно такой же нарратив: история, зачастую целый роман, создаваемый мозгом больного шизофренией человека. Однако за последние десятилетия что-то стало неуловимо меняться в том, какой бред создаёт мозг пациентов.

Психиатры ссылались на «патоморфоз» психических расстройств — явление достаточно частое и интуитивно понятное: если меняется среда, в который живёт человек, то и проявления его психического расстройства также будут меняться. Да, базовая симптоматика вся сохранится, но вот форма её проявления может сильно варьировать от культуры к культуре.

Собственно, О. А. Литвиненко и произвела оценку этих изменений в структуре бреда. Очевидно разным культурно-историческим бэкграундом будет обладать мозг, который способен создавать сложноорганизованные, иерархически выстроенные, взаимосвязанные внутри самих себя истории (по классификации М. М. Бахтина — классический европейский роман), и мозг, который создаёт обрывочное повествование, не историю, а словно бы отдельные зарисовки, штрихи, не имеющие ни очевидной внутренней связи, ни иерархии отношений[89] (такой нарратив напоминает, пользуясь теорией романа М. М. Бахтина, «греческий» или «авантюрный роман»).

Согласно гипотезе, которую мы с вами рассматриваем в этой главе, «люди, созданные книгами» и «люди, созданные СМИ» должны кардинально отличаться друг от друга, и как раз это исследование объясняет, чем именно.

Представители «советской генерации» в исследовании О. А. Литвиненко имели строго иерархическую структуру бреда, понятную систему отношений между персонажами, каждый из которых существовал в едином контексте с остальными, а все их действия были в структуре бреда подчинены целям, которые пациент мог сформулировать и аргументировать.