Змея блаженно вздохнула, расслабляя закостеневшие от холода и постоянного напряжения мышцы. Вода обволакивала ее горячими струями, заставляя боль, накопленную за долгие дни уроков, выйти из тела. Несколько мгновений Олга терпела муку судорог, выкручивающих суставы, подавляя рвущийся из сжатой спазмами груди крик. Отдохновение, пришедшее на смену страданию, показалось измученной Ученице во многие разы прекраснее, как это обычно и случается.
Олга вздрогнула, ощутив волну, толкнувшую ее в грудь. Всплеска не последовало, Лисьи навыки срабатывали безупречно в любых условиях. Змея напряглась, упершись ногами в неровное дно. Она почувствовала неладное еще в купальне, теперь же необъяснимый страх с силой стучал в висках, мешая ясно мыслить. Нелюдь вынырнул из тумана, пылающий, словно факел в ночи. Сила окутывала его тело плотным пульсирующим коконом жара, и, при взгляде на искаженное гримасой безумия лицо, Олгу на считанные мгновения затянуло в омут чужого вожделения. Она издала протяжный стон, сжав колени, и, откинув голову, подалась навстречу, повинуясь внезапно вспыхнувшему желанию. Помешательство длилось до тех пор, пока Лис не коснулся ее бедра, грубо привлекая к себе. Дурманящее разум чувство моментально сменилось злобой и отвращением.
– Что, в насильники решил податься? – криво усмехнувшись, произнесла Змея, отстраняя Рыжего. В ответ тот лишь зарычал:
– Ты! Ты моя! Моя!
Олга, почувствовав возбуждение нелюдя и осознав, что его временное безумие не игра и не очередная проверка, до предела напрягла руки, вмиг похолодевшие, несмотря на расслабляющее тепло источника. Некоторое время они боролись в воде. Сражение шло на равных, покуда Олга не додумалась всадить спицу, державшую прическу, в тело своего врага. Несколько мгновений, потраченных Лисом на извлечение спицы из плеча, хватило Змее, чтобы выскользнуть на берег. Убежать она так и не смогла. Озверевший нелюдь нагнал Олгу в купальне, повалил на пол и принялся нещадно лупить. Сначала она сопротивлялась, пытаясь вырваться из цепких Лисьих пальцев, но сейчас он был сильнее.
Все закончилось внезапно. Тишина и напряженное ожидание сменили кипящую ярость. Олга замерла, не спеша открыться.
– Почему ты не сопротивляешься?
В его на диво спокойном голосе звучала не то тоска, не то укор и удивление.
– А смысл? Ты сильнее меня.
– Дура ты, – зло сплюнул Учитель, – смысл всегда есть! И даже если он не существует, поверь мне, стоит его выдумать.
Олга вжала голову в плечи. Он немного помолчал, прежде чем продолжить.
– Сопротивляться нужно до самого конца, даже если знаешь, что бой проигран, – задумчиво произнес Лис. – Мой Учитель всегда казался мне сильнее, но я дрался с ним до последнего, каждый раз до самого конца. Каждый урок – смерть. Моя смерть. Он ненавидел меня, но продолжал учить… Я почти не помню свою прошлую жизнь. Кое-что, урывками. Я специально повредил Печать. Хотел знать, за что Учитель так ненавидел меня. И, знаешь, он мне сам все сказал, оставшись без рук и ног лежать в луже собственной крови. Я приставил ему клинок к горлу, намереваясь начисто отсечь буйну голову. Хотя велико было желание оторвать голыми руками. А он так подленько усмехнулся и сдох самостоятельно. А перед этим плюнул-таки ядом. В общем, сказал мне: ты, говорит, мой сын, и мать твою я убил за то, что такого выродка явила свету… Наверное, он хотел разозлить меня, или просто такова была его суть – ненависть. Тогда его слова меня не тронули… как, в общем, и сейчас. Я знаю, что равнодушие в такой ситуации – это ошибка. Я знаю, что за такое нужно мстить. Проблема в том, что я хочу не только знать это, но и чувствовать. Чувствовать хоть что-то, кроме пустоты и одиночества.
Лис внезапно оборвал свою речь, видимо, пытаясь задавить нахлынувшую злость. Олга молчала, слушая удаляющиеся шаги Учителя. В ушах звенело холодное лисье “извини”, а по щекам катились злые слезы. Она презирала себя за неуместное, глупое чувство, за преступную слабость. Отчаяние, горькое и липкое, смешавшись с бурлящей яростью, жгло ее изнутри. Она ненавидела себя за то, что осмелилась пожалеть врага.
***