После недолгих размышлений и колебаний, Бартоло решил ничего не предпринимать. Маркош бредит, и скоро, не позже следующего дня, покинет хижину, ставшую для них местом заточения. Уловив ритм дыхания и стонов, вырывающихся изо рта Маркоша, словно речь шла об игре беримбау, Бартоло представил, что делает джингу; вскоре он уснул. Ему снились просторы африканской саванны, по которым бродили стада слонов и стаи гиен, изредка распугиваемые львиным рёвом.
Он и сам не помнил, как впал в беспокойное забытьё. Его груди, плеч и живота касались чьи-то руки, шептали ему непонятные слова на языке йоруба — пока его пересохшая кожа не ощутила, что по ней скользит холодное, как жало ядовитой змеи, острие ножа. Боль, внезапная, но вместе с тем почти ожидаемая, принесла ему и мучительное страдание, и некое необъяснимое ощущение радости одновременно. Бартоло, охваченный священной агонией, застонал.
— Тебя поранил леопард. Ты чувствуешь его когти? — голос этот, принадлежащий, должно быть, баба-кекерэ, напомнил Бартоло, что кроме него и его сладостной боли, в этом мире существует ещё кто-то. Кто-то с рычащим и фыркающим, как у хищника, голосом.
— Да, чувствую. — Распухший язык Бартоло едва шевелился во рту.
— Леопард отметил тебя, и отныне ты всегда будешь частью его рода. — То, что казалось когтями животного, а на деле было железным тройным крюком, на сей раз вошло в его тело с противоположной, правой стороны, и двинулось вниз, разрывая кожу и мясо. Бартоло, не в силах преодолеть боль, отдался ей до конца, превратившись в сплошную, вибрирующую единственной нотой, струну.
— Когда сила леопарда войдёт в тебя, ты станешь непобедим. Твои враги, сколь бы сильны они ни были, побегут в страхе и смятении. Те, кто станут на твоём пути, будут повержены. — Бартоло ни на миг не усомнился в этих словах, потому что именно так всё и было. — И когда леопард выйдет на охоту, ты исполнишь его волю.
Бартоло, в голове у которого мелькали картины, наполненные убийством и кровью, молчал. Более всего в этот момент ему хотелось заполучить когти, которые даровали бы способность причинять боль и увечья, сеять смерть. Ужас и хаос должны сопровождать его.
6
Когда Эрнест вернулся с запечатанными в крупный конверт негативами и фотографиями, Хосе, приветствовал его хмурым кивком головы. Венгр бросил любопытный взгляд на полупустую уже бутылку кашасы и хмыкнул.
— Ты мог бы смешивать его с колой. — Эрнест приблизился к холодильнику и, пошарив внутри, извлёк запотевшую пластиковую бутылку. — Этот коктейль изобрёл Орсон Уэллс, когда у него здесь был запой с приступами безумия.
На кухню вошла Алиса Тарсила и уселась Хосе на колени.
— Может, душевное равновесие покинуло Орсона именно по причине употребления этого пойла? — Спросив так, она посмотрела своему возлюбленному в глаза и начала шаловливо сосать палец.
Эрнеста это более чем здравое предположение ничуть не смутило.
— В любом случае, получится напиток, сочетающий качества горячительного и прохладительного. — Он наполнил стакан и опрокинул его. — И весьма недурного на вкус. Выпейте.
Хосе отказался, в то время как Алиса Тарсила позволила себя уговорить. С видимым неудовольствием он наблюдал, как девушка касается пальцев Эрнеста, принимая у него стакан. Подавив приступ ревности, Хосе, не скрывая раздражения, поинтересовался содержимым конверта.
Эрнест весело рассмеялся, услышав этот вопрос.
— Да, мой друг, я уже прочёл содержимое, несмотря на мой отвратительный португальский, и был более чем поражён тем, что узнал. Эльдорадо! — презрительно хохотнул он. — Подлинная история, как всегда, отвратительна и полна подлости, свойственной лишь человеку.
Бросив пакет на стол, он удалился в отведённую квартирантам комнату. После недолгих споров Эрнесту удалось убедить Алису Тарсилу и Хосе не беспокоить его. Оказалось, что он планировал войти в транс и пережить события, о которых узнал из пожелтевших от времени рукописей.
— Чистая магия, мои дорогие друзья. Предложил бы Хосе, если бы он не был настолько пьян. — Эрнест перевёл взгляд на Ортегу. — Впрочем, можешь мне поверить, о жертва козней Бахуса, самое интересное начнётся как раз после того, как я проснусь.
Отказавшись более отвечать на какие-либо вопросы, Эрнест заперся в спальне, оставив заинтригованных Алису Тарсилу и Хосе наедине с фотокопиями древних манускриптов.
— О чём это? — нехотя поинтересовался Хосе. — Я плохо читаю на португальском.
Девушка скорчила гримасу.
— Ты, может, не знаешь, но мои предки — по крайней мере, некоторые из них — были родом из Европы. Они родились в Польше — и покинули её во время Второй мировой войны, вместе с отступающими немецкими войсками. — Хосе, будучи выпившим, плохо соображал, и не понял скрытого намёка, просто пожав плечами в ответ.
— Они были коллаборационистами, — терпеливо пояснила девушка. — Уехали в Бразилию, чтоб их не посадили в концлагерь. Очень образованные люди. Мой прадед был профессором, а бабка — преподавателем в университете. Здесь многие об этом помнят, и, отдавая дань уважения, терпят меня и мои маленькие грешки.
Она захихикала.