Духи Великой Реки

– Господин, – попытался возразить Ворон, но его клюв, казалось, перестал открываться; как ни старался Карак сказать что-то еще, раздавался лишь приглушенный хрип.

– Прекрасно, – улыбнулась Охотница. Она махнула в сторону Хизи, и та потеряла сознание.

Хизи проснулась – если можно так назвать возвращение сознания – в обсидиановом покое. Ее «тело» больше не искрилось и не светилось; оно стало почти прозрачным, сквозь туманную дымку она могла видеть тени костей и внутренних органов, слабо пульсирующие душевные нити. Чешуйка на руке, однако, сияла ярким белым светом, от нее расходились радужные волны, делая несуществующую руку более реальной, чем все остальное.

– Эй! – крикнула Хизи, хотя и не ожидала отклика; никто ей и не ответил. Хизи уныло гадала, не означает ли изменение вида ее духа, что тело ее умерло, или же эта перемена отражает еще что-то, абсолютно ей неизвестное.

Теперь она повстречалась с богами – не просто маленькими божками, живущими в Братце Коне или в камнях, – а с самим повелителем богов, Балати, Охотницей, Караком-Вороном и Матерью-Лошадью. Перкар описывал ей их всех, кроме Матери-Лошади. Все случившееся по-прежнему казалось Хизи нереальным, словно ночной кошмар; стоит проснуться, и разум подскажет, что ее преследуют иллюзии и ночные страхи, которые исчезнут с наступлением утра. Разве может быть такое на самом деле?

Но ведь Благословенные в подземельях дворца были вполне реальными; Река была реальной. Почему в мире, где существовали они, не может быть богини с рогами? Только потому, что Хизи считает ее глупой, варварской, невозможной выдумкой? Боги убьют ее независимо от того, что она думает.

Хизи принялась обследовать свою темницу. Это была скорее не комната, а дно огромной гладкой трубы, уходящей вверх. Хизи подумала, не сохранила ли она способность летать, но из такой попытки ничего не вышло. Тогда она попробовала взобраться на стену, и тут ей повезло больше. Ее призрачное тело если и имело вес, то совершенно незначительный. Достаточно слегка ухватиться за неровность пальцами и подтянуться – этого было достаточно. К несчастью, неровностей на стенах ее тюрьмы почти не было, и Хизи ни разу не удалось взобраться выше, чем на три собственных роста.

Она все еще продолжала попытки, когда голос сзади произнес:

– Такое упорное дитя. Изменчивый не ошибся, когда выбрал тебя.

Хизи обернулась, потеряла опору и свалилась вниз. Падала она с обычной скоростью, но совсем не ушиблась.

– Кто ты?

– Ты должна меня знать. Может быть, Перкар рассказывал обо мне.

Хизи присмотрелась и увидела в темноте пару желтых глаз.

– Карак? – Непривычное имя заставило ее запнуться.

– Он самый, в своей прекрасной плоти.

– Ты, должно быть, явился посмеяться надо мной, – сказала Хизи. – Перкар говорил о тебе как о недобром боге.

– Перкар пытается оправдать собственные прегрешения, обвиняя других. Впрочем, это не имеет значения. Перкар мне нравится, хоть он на меня и клевещет. Скажи, – он уже вернулся в деревню?

– Да.

– И что он рассказал тебе о своем путешествии?

– Ничего. Он тяжело болен.

Ворон сделал шаг вперед, а может быть, просто сделался лучше виден.

– Какая болезнь может помешать ему говорить? У него же есть Харка.

– Он не приходит в себя. Какой-то дух пытается съесть его жизнь. Это одна из причин, почему я попробовала воспользоваться барабаном.

– Чтобы спасти его? – Да.

– Как замечательно! – каркнул Ворон. – Но не говори такого здесь никому: имя Перкара не особенно популярно в здешних краях.

– Я знаю.

– Ну что ж. Это напоминает мне о цели моего визита. Я решил тебе помочь.

– Правда? – Надежда возродилась в Хизи, но она постаралась скрыть ее и не спросила, почему Ворон так решил.

– Да. Как я уже говорил, Перкар мне нравится, а значит, и его друзья тоже. То, что ты мне только что рассказала, укрепляет мое решение. Если он болен так, как ты описываешь, только шаман сможет спасти его. – Ворон преобразился, превратился из птицы в высокого красивого мужчину, хотя глаза его остались желтыми. – Ухватись за мой плащ и следуй за мной.

Хизи беспомощно посмотрела на него, но что бы Ворон ни задумал, хуже, чем вечно оставаться в этой гладкой трубе, ничего быть не могло. Однажды Карак ей помог, по крайней мере так ей говорили. Хизи неохотно ухватилась за его длинный отделанный черными перьями плащ. Карак коротко каркнул и снова стал птицей, на сей раз размером с лошадь, и Хизи оказалась, подобно перышку, у него на спине. Ворон без усилий взлетел по трубе, взмывая все выше и выше, пока наконец Хизи не увидела проблеск света.

Карак вылетел из дыры, опустился на вершину горы и снова стал человеком. Теперь Хизи смогла отойти от него. Если бы она была способна дышать, от открывшегося вида у нее перехватило бы дыхание: она смотрела на мир с самой его крыши. Далеко внизу лежали облака, словно потертые ковры на огромном полу; они почти не закрывали от Хизи окружающие вершины, уходящие вдаль к краю мира, то увенчанные снежными шапками, то покрытые зеленью, то открывающие свои величественные гранитные кости. Ниже в голубом тумане виднелись долины.