Читаем Духота полностью

Духота

Эта книга находится в библиотеке Президента Российской Федерации. Выдающийся культуролог нашего времени Григорий Померанц писал о её второй части: «В Ваших проповедях сразу почувствовал стиль, что-то отдающее картинами Йорданса или Пиросманашвили. Одна проповедь удивила. А когда стал читать всё подряд, вошёл в этот стиль. Во всяком случае нигде раньше мне не встречавшийся и по-своему выдержанный». Эта книга – протест против 100-летия коммунистической диктатуры, которую автор расценивает как «шифрограмму барахолки», «теологию овощей», «оргазм маразма».Фото на обложке из личного архива автора.Содержит нецензурную брань.

Валерий Иванович Лапковский

Биографии и Мемуары / Документальное18+

Валерий Лапковский

Духота

Часть первая

Побег


– Ну, а если бы всё-таки попали за границу и, м-м-м, скажем, пройдя подготовку в спецшколе, получили предложение вернуться на родину для работы в качестве агента иностранной разведки, вы… дали бы согласие?

В двух сантиметрах от вспотевшей шеи бывшего студента прошло прохладное лезвие чекистского меча кладенца.

Молодой человек приосанился и выпалил:

– Да!

Теперь у следователя не осталось ни капли сомнений: перед ним сидит сумасшедший.

Он достал из ящика стола несколько листов чистой бумаги и протянул их допрашиваемому:

– Пишите, пожалуйста, объяснительную записку в КГБ!


Час назад у здания американского посольства в Москве остановили тощего субъекта в пальто на рыбьем меху и войлочных башмаках, называемых в народе «Прощай, молодость!». Мороз-Трескун сильно надрал парню уши покуда, не решаясь подойти к охраняемым воротам, он, чтобы не привлекать лишнее внимание, слонялся поодаль от большого дома, на чьём фасаде реял полосатый стяг с искорками пентаграмм, похожий на апокалиптическую десницу, держащую семь звёзд.

Нарушителя порядка препроводили в тёплый полуподвал близ дипломатического особняка, где грелась наружная стража. Серые тулупы озябших постовых перетягивали узкие белые ремни, точно вырезанные из газет полоски, что во время войны с Гитлером клеили на окна, дабы уберечь стекла от бомбёжек.

Пожилой усатый начальник с тремя красными лычками на погонах равнодушно повертел в руках паспорт пострела, косясь на гаванскую сигару, которую башибузук с его разрешения закурил и стряхивал густой пепел в блюдце, заваленное окурками папирос и сигарет. Сержанту стало жаль малокососа:

– Слушай, приятель… Мотай отсюда пока цел. Бери документ и дуй во все лопатки!

Это совсем не входило в планы двадцатилетнего балбеса. Такой вариант пограничной ситуации его нисколько не устраивал. Ведь он, преодолевая глубокий страх, попёрся на рожон, не просто так, а сунув в карман на случай провала готовность к любому исходу. Прими шалопай в качестве руководства к действию рекомендацию сердобольного страрпёра, драма, которую мысленно отрепетировал сто раз и теперь играл, грозила ни за понюшку табаку превратиться в заурядную комедию – буфф, из диверсии в дивертисмент.

Он принахохлился и упрямо выдавил:

– Не пустите сегодня – прорвусь завтра!… Или свяжусь с закордонными корреспондентами.

Тогда служивый, корректно выслушав кристально ясные доводы оппонента, медленно набрал номер на телефонном диске и кому-то очень вежливо доложил об инциденте.

Примчалась серая «Волга».

Два добрых молодца зажали злоумышленника на заднем сиденьи. Место рядом с водителем оседлал отлично выбритый мужчина в норковой шапке. Сдавая задержанного, сержант обратился к нему чётко, по уставу:

– Товарищ майор!

Кабинет у товарища майора оказался самый обыкновенный: стандартные, как в милицейской караулке, жёсткие стулья с прямыми спинками, телефон, вешалка, надоевший портрет плешивого в потёртой жилетке помощника стряпчего поверенного («всевидящие глазки милого Ильича», по описанию Горького).

Когда возмутителя общественного спокойствия вели по коридору на допрос, он заметил стенд «Рисунки наших детей» и усмехнулся, вспомнив, как дряхлый Сталин осентименталил свою дачу, повесив на стену извлечённый из иллюстрированного журнала крупный цветной фотоснимок жизнерадостных жопынят.


– Имя и фамилия! – строго потребовал представитель силы и власти, держа перед собою раскрытый документ гражданина с отклоняющимся поведением.

– Викентий Гладышевский.

– Выложите всё из карманов на стол!

Смятая трёхрублёвка,… тёмно-синяя книжица с тонким золотым крестом на обложке,… деревянная ложка, расписанная в древне-русском стиле.

– Оружие?

– Не имею.

Офицер полистал паспорт.

– Почему нет прописки?

– Не дают.

– Почему?

– Не знаю.

Кагэбешник потряс в воздухе Новый Завет, проверяя, не выпадет ли что заложенное между страницами. Взял в руки и стал пристально рассматривать красно-голубой узор кустарного изделия, будто зашифрованный чертёж новой подводной лодки или депешу лешему, нацарапанную на бересте восемьсот лет назад…


Владелец раскрашенного орудия для еды, вытаскивая деревяшку из нагрудного кармана, нашивал задорную аппликацию на тусклый алюминий казённых вилок, эпатируя студенческую столовку, точно современного читателя словаря Даля бутыркой на шляпе бурлака. Чудак носил расписуху сперва с плоскими морскими камешками, подобранными на могиле Грина в Старом Крыму, а потом, когда раздал их знакомым, с томиком Нового Завета, который подарил ему осторожный иностранец-аспирант, любезно отказавшись поставить на презенте дарственную надпись из опасения раньше окончания срока пребывания быть выпертым из страны, где текут реки молока и мёда средь кисельных берегов атеизма.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары