Читаем Духов день полностью

  Видно не допил Кавалер и до срока опомнился. Богородичка думала - спит, как всегда, наклонилась, затаив дыхание, но юноша нашелся - стиснул ее запястья - попалась!

  - Говори!

  - Тшшш.... Что тебе сказать? Здесь повсюду уши.

  Кавалер, хоть и сглатывал от мутной дурноты, хоть и троилось в глазах, прошептал:

  - Отвечай, да или нет. Хоть кивни если да... Ты боишься?

  - Да.

  - Хочешь уйти с пасеки, не пускают?

  - Да.

  - Веришь мне?

  - Нет.

  - Я тоже. Ты вольная?

  - Нет. Я беглая.

  - Вот что. Нового не скажу. Никакой я не прасол. Имени тебе не назову - забоишься. У меня золота, как грязи. Приходи в Навью Деревню, завтра, как солнце сядет. Оденься неприметно, богомолкой или нищенкой. Лицо открой. Не бойся, я зря смотреть не буду. В деревне никто тебя не встретит. Все карлики к вечерне пойдут. Сегодня Иванова дня канун. Я буду ждать у пожарного колодца. Дам тебе денег, сколько хочешь, и поедешь к нам в деревню, в Спасское, я напишу письма, тебя примут, как царицу... Домишко на отшибе есть, выморочный, два года, как ничей, я прикажу, чтобы обставили. Ну обустроишься по первости сама, а я скоро приеду... вольную тебе привезу. Ты из каких будешь?

  - Костромские мы, - призналась Богородичка.

  - Скажешь потом, к чьей фамилии приписана, я выкуплю. Будешь набело жить. Слышишь: я все могу! Хочешь, на Москве, на Рождественке сниму для тебя одной целый етаж с видом и садом? В парче и кружевах будешь щеголять. Сахарную голову лизать.

  Помрачило Кавалера поспешное всемогущество.

  - А каково мне будет в московском саду? - тяжело спросила Богородичка.

  Кавалер приподнялся на локтях, улыбнулся и заврался, как никогда не врал - искренне, будто по книге:

  - В саду воздух чистый. Города не слышно - только разве лошадка от монастыря с хлебной телегой процокает в переулок. Или водовоз бочку прокатит, сронит капли. Ну кобель из подворотни брехнет раз-другой. А потом - большая тишина. Ограда высокая, легкая, с выкрутасами.

  Отовсюду сирень-персючка прет букетами.

  Постель белая, мятый шелк китайский, подушки пышные. Принесет тебе черная арапка черного кофею с белыми сливками на серебре в постелю, окно распахнет. Лежи, прохлаждайся.

  Зеркало тебе выпишу от пола до потолка. Подложка серебряная. Раму золоченую закажу у Шульмана на Таганке, модный багетчик, все у него берут. Платьев будет четыре шкапа. Нет, восемь. Хочешь носи, хочешь бросай.

  Богородичка отшутилась:

  - А что взамен потребуешь? За сирень и зеркало? Говорила мне мамка: не лети ворона, в царские хоромы, барская любовь пуще барского гнева, гнев то высечет, а любовь-то высосет.

  Кавалер обиделся, приобнял Богородичку за плечико. Окаменела баба. Не заметил. Потянулся, как кот, аж тепло и сладко стало от своей щедрости и доброты.

  - Нет, ты все-таки ду-ра. Тебе в руки блага плывут, не зевай, лови подолом, а ты кочевряжишься. Ничего мне от тебя не нужно. Я добрый. На Благовещение приносит холоп в сетке мелочевку - синички, щегольки, воробушки. Одних пущу - лететь, а какие покрасивше - оставлю в клетке. Разве ж я от них работы требую? Милость-то бесплатно творю. Для души.

  - Благовещение прошло. Птицеловы у тебя непроворные. Упустили птицу сквозь пальцы.

  Под сыромятными постолами зашуршала трава.

  Заслонил солнце темный Марко Здухач, тиснул большие пальцы за широкий пояс с медными колобахами. Набычился.

  Кавалера будто и не заметил - только бровь округлил, да налились вены на кулаках тугой кровью. Мотнул головой - левая коса хлестнула по скуле.

  Сказал Богородичке глухо и просто.

  - Вставай. Аринка повесилась.

  Кавалер выругался про себя. Некстати приперся смерд, кто просил?

  - Как повесилась? - глупо переспросила Богородичка.

  - В сарае. На веревке, - ответил Марко без улыбки. - Ее уже сняли. Обмывалки нужны. Бог не любит, когда мертвяком пахнет. Проследи, чтобы мокрохвостки наши воду для тела из колодца не брали, пусть на пруды идут, и выливают подальше, в помои. Ну, иди!

  Тут уж и Богородичка поняла, что к чему, присела, схватившись за яблоневую ветку, обтрясла на траву поздний пожелтевший цвет, провалилась ткань на лице в ямину рта - хотела баба завыть по-деревенски, в полный голос.

  Но Марко Здухач ее надгробный крик перехватил, хлопнув в ладоши - будто отсек дыхание.

  Приказал снова:

  - Пошевеливайся.

  Богородичка молча посигала по траве, неуклюже, по-женски, вздев подол чуть не до срама.

  - А у меня свое дело найдется, - по заморскому обыкновению странно и кратко выдыхая меж словами проговорил Здухач - Вставай, господин хороший.

  - Какого черта? - забарствовал Кавалер.

  - Лысого - охотно ответил Марко, вздернул пьяненького на ноги, встряхнул, за ворот как полкан - ветошку. - Пойдем, потолкуем, молодой.

  - Пусти, хам!

  - Сим и Яфет - невозмутимо отозвался Марко и сделал самое стыдное, что знал в жизни Кавалер, одним движением вскинул брыкающегося барчука на плечо, хлопнул по заду и пошагал великанским шагом вниз от пасеки к быстрому пятничному ручью.

  - Запомни, на дурной вопрос надо немедля давать самодурный ответ. За умного сойдешь.

  Кавалер на всю жизнь запомнил совет Марко Здухача.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже