Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник

Когда он подошел ближе, все еще не замечая нас, я окликнул его. Он очнулся с испугом; но, умея владеть собой, тут же сделал вид, что ему весело. Однако это был переход от одной крайности к другой, и веселость его казалась неестественной. Каролина не позволила себя обмануть и продолжала оставаться серьезной, что было ее обычным настроением. Однако граф еще более повеселел. Я подыграл ему, поскольку мне не осталось ничего другого. Наконец наше веселье сделалось настолько необузданным, что Каролина собралась уже было подняться со скамьи и оставить нас одних.

— Ах, прекрасная Каролина, — заметил граф, — один из нас тут, несомненно, лишний, и боюсь, что я.

Хотя он сказал это смеясь, Каролина оставила его без ответа. Она сидела совершенно спокойно в углу скамьи и обрывала миртовые листья.

— О нет, — возразил я, — граф, вы заблуждаетесь. Я именно тот, кого вы имеете в виду.

Я взглянул на нее испытующе, но и мне она ничего не ответила.

— Вы же видите, — продолжал граф, — что у Каролины переменилось настроение с той самой минуты, как я нечаянно помешал вашей беседе.

— Я не хочу с вами спорить. Давайте же предпримем попытку. Сия неприступная богиня может решить наш спор сама. Встанем же перед ней на колени и возьмем эту миртовую ветвь. — Смеясь, я опустился на колени и взял сорванную миртовую ветку. — Итак, прекрасная Каролина, — сказал я торжественно, повернувшись к ней, — теперь вам предстоит выбирать. Вы видите у ваших ног двух влюбленных[207], которые обожают вас с равной нежностью и с радостью готовы пожертвовать своей жизнью ради вашего спасения, но еще охотней — ради вашего счастья. Оба просят вас о миртовой ветви; так вручите же ее тому, кого вы предпочитаете.

Я чувствовал, что поступаю жестоко по отношению к бедному графу, но не хотел отказываться от возможности с легкостью одержать этот маленький триумф. Моего несчастного соперника охватила дрожь; при таком повороте дела он совершенно потерял самообладание. Я же улыбался с уверенностью навстречу своей победе.

Однако Каролина вместо того, чтобы отнестись к этому выбору шутливо, как я предполагал, сделалась неожиданно еще более серьезна, выпрямилась с изумившим нас достоинством, бросила взгляд на нас обоих и вдруг пришла в чрезвычайное волнение. То заливалась она пунцовой краской, то вдруг становилась смертельно бледна и вздыхала бурно и тяжко. Закрыв лицо руками, она с беспокойством задвигалась на скамейке. Однако вскоре она вновь овладела собой. Посмотрев с невыразимой нежностью на графа, который, неподвижный, будто статуя, не отводил от нее взора, а затем незначительным взглядом окинув меня, Каролина протянула с поспешностью миртовую ветвь моему другу. Чуть отстранившись, она сказала едва внятно:

— Благодарю вас, любезный граф.

Удивительно, что я прямо на месте не лишился чувств. Пелена спала с моих глаз, и я прозрел, чтобы увидеть все с тысячекратным пониманием. Граф тоже едва не лишился разума; позабыв и меня, и весь мир, он обнял трепещущую девушку и прижал ее к своей груди. Каролина, впервые вкусившая его ласки и поцелуи, принялась на них отвечать, они непрерывно обменивались взглядами и сладострастными вздохами, и жар любви все более разгорался на их слившихся губах. Они уже почти лежали в объятиях друг друга, я же неподвижно застыл подле них на коленях.

Граф первым вспомнил обо мне; он поднял меня с колен.

— Моя Каролина, — сказал он своей возлюбленной. — Подари также и моему другу часть твоего сердца.

С этими словами он подтолкнул меня к Каролине. Глаза его сияли небесной радостью — он обрел вновь весь мир, заключив в своем сердце и друга, и возлюбленную.

— Поверьте, маркиз, — сказала Каролина. — Если бы я не знала графа, я полюбила бы вас. Будьте же моим другом, как вы были другом моему Людвигу, и сердце мое всегда будет участливо открыто вам.

Я был полностью оглушен, не в состоянии вымолвить ни слова или ответить благодарным кивком. Прижавшись мокрым от слез лицом к ее руке, я почувствовал, что она еще горячей, чем мой лоб. Сердце мое замерло, по телу разливался лихорадочный жар. Грудь моя часто воздымалась, и все же я не мог ее облегчить ни единым вздохом.

Граф обнял меня и затем протянул мне руку.

— Ты вскоре почувствуешь, Карлос, — сказал он, — что радость моя неподдельна.

Неподалеку послышались голоса. Каролина поддержала меня, взяв за руку, граф вел меня с другой стороны. Оба говорили мало, но их взгляды были полны любви и утешения. Я же не сознавал, что они меня ведут.

* * *

Вот и конец твоего необдуманного приключения, сказал я самому себе, когда вечером один сидел в своей комнате. Ты должен признать, что судьба наказала тебя по заслугам. Радуйся, что эта несчастливая, но неизбежная развязка охладила твою самонадеянную глупость; признай также, что здесь твоя гордость задета более, чем в любом другом страстном увлечении.