Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник

Снова наступила весна, и так как сердце мое жаждало мирных самоупоений, со всею страстностью предался я сельской жизни. Вскоре обрел я утешение в своей печали, и по мере отдаления от людей представлялись мне они в более чистом и мягком свете. Я вновь жил для них, хоть и не любя. Удовольствия мои становились все утонченней и все более отвлекали меня от естественных радостей, подводя к той черте, за которой жизнь есть не что иное, как чистейшее резонерство. Найдя дом Педро по-прежнему опустелым и не получив никаких сведений о дальнейшей судьбе супружеской пары, я занялся с возросшей горячностью изучением рукописей своих собратий, которые также никак не давали о себе знать. Но я был уверен, что мне удастся разгадать обе эти загадки. Я постиг уже учение в целом, и все же мне продолжали открываться в нем все новые и новые стороны. Днями напролет размышлял я только о том, что имело к нему непосредственное отношение, и просиживал за исследованиями до полночи с непонятным мне самому рвением.

Так засиделся я однажды допоздна. Полночь уже миновала. Вокруг меня все уже предавались сну, и я отворил окно моей спальни, чтобы успокоить нервы, вдыхая свежий аромат цветущих лимонных деревьев и слушая пение соловья, укрывшегося в ветвях большой липы, растущей в непосредственной близости от моего окна. Вдруг раздался частый стук в замковые ворота. Я внутренне сжался. Кто бы это мог быть?

Слуги уже спали. Стук становился настойчивей. Наконец ворота открыли. Послышались восклицания. Тут же весь дом пришел в движение. До меня донесся непонятный шум. Кто-то прошел через все комнаты и поднялся по лестнице. Дверь моей прихожей отворилась, и я услышал приближающиеся шаги. Затем дверь в спальню распахнулась, стройная незнакомка, закутанная в белое покрывало, ринулась в комнату и бросилась мне на грудь.

Закрыв непроизвольно глаза и оцепенев, я ждал, тщетно пытаясь преодолеть некий невнятный страх. Я был настолько ошеломлен, что едва ли находил силы заставить себя взглянуть не нее. Светильники в комнате еле теплились, и женщина была столь плотно закутана в покрывало, что узнать ее все равно не было никакой возможности. Я предположил, что это Франциска. Как сладостно было вновь держать ее в своих объятиях! Я нашел губами ее рот. И только тут я заметил: губы были не Францискины, что заставило меня очнуться. Я отстранил от себя незнакомку.

— Ступай прочь, женщина, — резко сказал я ей. — Ты не Франциска. Но кто же ты тогда?

— Возможно ли, Карлос? Ты не узнаешь своей супруги, ты забыл Эльмиру?

Боже милосердный! То была Эльмира.

Я был потрясен этим открытием. Передо мной стояла моя нежная, моя верная супруга! Я узнал ее по нежным поцелуям, пылким объятиям, ласковым словам. И все же это была не та прежняя Эльмира, которая когда-то очаровала меня, не то божественно радостное, совершеннейшее создание. Мертвенная бледность покрывала ее лицо, холодное выражение которого будто нехотя смягчилось, уступая моему чувству. Глаза ее были задумчивы и слегка затуманены; она нерешительно замерла в моих объятиях и робко усмехалась, словно вопрошая: кто такая Франциска, которую ты столь тепло готов был принять? Раздумья обжигали мне душу. Я усадил Эльмиру к себе на колени и ласками попытался утешить ее. Я не вполне владел собой и потому не находил слов, чтобы изъяснить ей свои переживания.

— Будешь ли ты столь же нежен со своей Эльмирой, как в прежние времена? — прервала она молчание.

— Да, я буду столь же нежен, о моя сладостная, моя небесная подруга! Но я все еще не могу опомниться. Как удалось тебе восстать из могилы? Или ты всего лишь призрак моей жены, присланный мне на несколько мгновений в утешение?

— Пусть скажут это тебе мои объятия, о мой супруг! Может ли бестелесный призрак дарить столь пылкие поцелуи? Но хранил ли ты мне верность, как я тебе? Будь со мной откровенен.

Я почувствовал испуг. Радость свидания была столь коротка — и вот уже впереди ожидали треволнения ревности. Если она была похищена этим ужасным Братством, без сомнения, ей остались небезызвестны моя неверность вкупе с дьявольским опьянением. Я молчал в растерянности. Проклятое Братство, ты лишило меня всего!

— Что ответит мне мой Карлос? — настаивала Эльмира, нежно прижавшись бледной щекой к моему лицу. — Будь же откровенен со своей супругой!

— Ах, Эльмира, ты знаешь мое нежное сердце! Ведь ты же умерла у меня на руках! Я был свидетель твоего погребения. Мог ли я знать, что меня столь позорно обманули, чтобы выкрасть тебя! Я долго тебя оплакивал и в каждой новой возлюбленной искал твой образ. Ты ведь не требовала от меня, чтобы я никогда более не любил!

— Нет, этого я от тебя не требовала и ничего подобного не желала. Но теперь у меня нет соперниц? И в твоем сердце вновь будет жить Эльмира? Ведь она заслужила это право своей верностью и купила своими страданиями. Не правда ли, Карлос забыл о всех прочих женщинах, принадлежит мне всецело и стремится ко мне всеми своими желаниями?

— О, без сомнения, моя верная, моя навеки любимая жена!