Духовка Сильвии Плат

– Нет, кажется, нет. Я не до конца понимаю, чего хочу, но у меня ещё много времени, чтобы это выяснить и чтобы найти свое место. Так же как и у тебя. Но прежде всего мне нужно окончить школу, а для этого выжить здесь. Поэтому я хожу в церковь, терплю правила и не пытаюсь ничего исправить. Я так выживаю. Все так выживают. Ведь наш город, несмотря на всю его грязь, ничем не хуже остальных. Потому что люди, так или иначе, везде одинаковы. Дело только в том, как ты воспринимаешь ситуацию. А ты воспринимаешь её слишком остро.

Ты подвигаешься ближе. Я чувствую твоё тёплое дыхание. И почему эта близость так болезненна?

– Для меня это трудно. Я не могу притворяться. Меня это злит, я становлюсь сама не своя и в итоге начинаю себя ненавидеть, а потом успокаиваюсь и ничего не чувствую.

– А если я тебя сейчас поцелую, ты тоже ничего не почувствуешь?

Ты усмехаешься.

– Ты не сделаешь этого, Арго.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты… слишком хорош для меня.

Я абсолютно не ожидаю такого ответа. Ты бы могла назвать меня трусом, уродом, глупцом (да кем угодно), и я бы поверил, и даже согласился, но это… Я цепенею от неожиданности.

Я понимаю, что ты не говоришь мне всего, что, будь дело просто в гостях, которые пришли к вам домой, ты бы так не расстроилась. Есть что-то ещё. Болезненнее. Глубже. То, что продолжает грызть тебя изнутри. Но я не могу представить, что это.

Ты, не моргая, смотришь на меня. В твоих глазах стоят слёзы. Кажется, ты готова взорваться. Я уже давно понимал, что когда-нибудь это случится. И вот мы сидим в тишине, я молча гляжу на тебя, а ты на меня. Всю жизнь я считал, что человек, который умирает внутри, должен кричать и биться в агонии, но ты этого не делаешь, и тишина пугает меня куда больше, чем крики. Я почти физически ощущаю, как ты захлёбываешься в своих переживаниях, медленно рассыпаясь на кусочки.

Вдруг в тишине раздаётся вопль. Ненормальный. Нечеловеческий. Сначала я даже не понимаю, что он твой. Ты закрываешь рот ладонью, чтобы никто не услышал. Я тут же прижимаю тебя к себе. Это получается инстинктивно. Ты не сопротивляешься.

– Знаешь, ты чертова психопатка, Вёрстайл, – вырывается у меня тихо от испуга.

Я сжимаю тебя так крепко, как только могу, будто это защитит тебя от любых неприятностей. Ты не плачешь, но я чувствую, как дрожишь всем телом.

После минутной паузы ты высвобождаешься из моих объятий, словно ничего и не произошло. Как же ты меня пугаешь.

– Ты знаешь, какую боль приносишь мне тем, что абсолютно ничего не рассказываешь?

– Я рассказываю тебе больше, чем кому бы то ни было. Большего не проси.

– Клянусь, Вёрстайл, ты сведёшь меня в могилу.

– К ужину! – доносится мамин голос из кухни.

Тут же слышатся шаги Пита. Он живо несётся вниз по лестнице со второго этажа. Аппетит у него всегда отменный, хотя по нему и не скажешь, ведь он такой же худощавый, как и я.

Мы не шевелимся пару минут.

– Нет аппетита, – тихо говорю я, пытаясь оправдаться.

– Точно, – в таком же тоне отзываешься ты.

Я встаю с колен и живо отряхиваю невидимую пыль. Делаю это скорее для того, чтобы не смотреть тебе в глаза, нежели потому что испачкался.

Ты продолжаешь сидеть.

– Ужин готов, – снова объявляет мама, останавливаясь у порога гостиной.

Ты смотришь на неё через плечо. Она как-то странно обводит нас взглядом, потом улыбается, еле заметно заговорщицки мне кивает и снова удаляется на кухню.

– Она думает, что ты моя девушка, – объясняю я саркастически.

Ты встаёшь с дивана и идёшь к выходу. Я – за тобой.

– Тебя это не волнует? – спрашиваю я.

– Нет, мы же знаем правду.

– И какая у нас правда? – интересуюсь я, идя вровень с тобой.

Ты останавливаешься в коридоре и поворачиваешься ко мне.

– Ты бегаешь за мной, а я тебя игнорирую, – заявляешь ты, явно пытаясь меня подколоть.

– Ну, бегаю, слишком громко сказано, – я усмехаюсь, – да и ты не так уж и игнорируешь, раз пришла.

Ты ничего на это не отвечаешь, лишь двигаешься на кухню. Я выжидаю, пока ты пройдёшь и усядешься, чтобы мама снова не смотрела на нас, как на новоиспечённых молодожёнов. Через пару минут захожу следом. Тут запахи пирога и овощей перемешиваются в нечто необычное, но в то же время очень приятное.

Ты сидишь напротив Пита, который горящими глазами смотрит на вкусности, заставляющие стол. Мама всё ещё хлопочёт вокруг, но, видя меня, наконец усаживается. Я устраиваюсь напротив неё, рядом с тобой, потому что это единственное свободное место, если не учитывать места отца, которое я никогда не решусь занять.

– А папа не придёт? – интересуется Пит.

– Нет, дорогой. Он сегодня задержится.

Пит строит недовольную мину. Он всегда расстраивается, когда отец не приходит к ужину. Мама пытается сгладить ситуацию.

– Ну что ж… – она улыбается и смотрит поочерёдно на всех нас.