Духовная грамота

Стемнело. Только месяц безучастно

Сиял в ночи, с гурьбой пытливых звезд

На человечьи глядя выкрутасы.

А человек карабкался и полз,

На собственную немочь обозленный,

Гюрзою вился, эдельвейсом рос,

Тянулся, как безумец, ослепленный

Любовью, на балкон к юнице чистой.

И вот уж он, успехом окрыленный,

Взбирается на следующий выступ,

Встает с колен, как вдруг морозный вихрь,

Кидаясь в драку с бесшабашным свистом,

Без всяких околичностей пустых,

Обрушивает тысячи ударов

На смельчака – по шее, в грудь, под дых,

В лицо, в висок – жестоко, щедро, яро.

Беглец, припав к земле, живой насилу,

Ища приют от нового кошмара,

Волочится к стене, где власть ветрила

Не так страшна. И надо же – спасен!

Вокруг него все ходуном ходило,

А он сидел, покоем окружен.

Как описать, чему он был свидетель,

Что чувствовал, чем наполнялся он?

Все познавал – и грех, и добродетель,

И жизнь, и смерть – во всем вскрывался толк,

От озарений становился светел

И счастлив он. Помалу ветер смолк,

И слезы Знанья с щек, искрясь, скатились,

И правды вкус усвоился, прогоркл,

И силы будто удесятерились.

И Голос еще громче слышен стал:

«Покуда ты еще не впал в немилость,

Скорей наверх, покинь свой пьедестал.

В любой момент он может расколоться.

Нет времени. Штурмуй последний вал!»

Почуяв, как земля под ним трясется,

Герой взмывает ввысь. Вскипает кровь

В груди его, сияет ярче солнца

Бескрайняя в душе его Любовь.

Ему искусы новые не страшны.

Не дрогнет в нем ни длань, ни перст, ни бровь,

Когда степенный образ между башен,

Гремя доспехом, на пути встает.

Пылает меч в руке его, украшен

Таинственными знаками. Вот-вот

Коснется он мечом груди героя,

Медлительно идущего вперед

С высоко поднятою головою.

– Постой! – велит Привратник величавый. –

Кто ты, поднявшийся сюда тропою

Спасительной, и по какому праву

Ты здесь в преддверьи Рая, отвечай? –

Разносится над Божией заставой.

Сглотнув колючий ком при слове «Рай»,

Паломник, трепеща от возбужденья,

Ответствует блюстителю: «Узнай,

Я – тот, кто сотворен для восхожденья,

Тот, кто бессрочный подписал завет.

Я снова жажду воссоединенья».

Привратник молча слушает ответ.

Меч пламенный ложится смирно в ножны.

Вещает страж: «Ступай за мной вослед».

Дверь в башне справа, скрипнув осторожно,

Приотворяется. Они к порогу

Подходят… То, что мнилось невозможным,

Сбывается. Светает понемногу.

Внимает небо трелям соловьиным.

Конец Пути становится прологом.

Встает Звезда над золотой Долиной.

Насреддин на рыбалке

Бывает так, что, ловлей увлеченный,

Об осторожности не думает ловец.

И, жаждой барыша разгоряченный,

Сам жертвою становится слепец.

Случилось как-то Насреддину

В речную забрести долину

С рыбацкой сетью за плечами.

Мудрец, хоть и чуждается пороков,

О Боге помышляя днями и ночами,

Но иногда и он в нужде глубокой,

Как пес, себе повсюду пропитанье ищет.

Молитва – не всегда достойная замена пищи.

И Насреддин, от голода забыв

Приличия и страх, презрев закон,

Плетеной сетью перекрыл залив,

В котором лов был строго запрещен.

Когда ж приблизился желанный миг,

И Насреддин стал на берег тянуть

Трепещущие снасти, тут как тут

На горизонте рыбнадзор возник.

Инспектор не спеша подплыл на лодке

Как раз, когда Мулла схватил язя,