Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века

Итак, массовое общество нуждается в массовом искусстве. Последнее, может стать массовым без потери качества, только подвергнувшись алгоритмизированной компьютерной обработке и тиражированию. Именно компьютеры обеспечивают и гарантируют высокий уровень упорядоченности художественной формы. Однако такой уровень, судя по истории искусства, может явиться итогом скорее свободной импровизации, чем сухого расчёта. Подлинно художественный продукт «предстает не в виде жёсткой, рациональной, строго детерминированной системы, имеющей определенный алгоритм и могущей быть формализованной, а, напротив, в виде системы неформализуемой и неповторимой, уникальной и поэтому всякий раз неожиданной».[589] Кавано же, на словах ратующий за повышение выразительности художественных произведений за счёт компьютерной «гармонизации» и совершенствования художественного производства, на деле подменяет эту проблему вопросом обеспеченности населения подобными произведениями.

Методологический просчёт учёного, с нашей точки зрения, заключается в недооценивании уникального характера произведения искусства, с одной стороны, и в слепом преклонении перед «её величеством техникой» – с другой. В свете этого вполне объяснимо особое внимание японского эстетика к проблеме тиражирования. Отрицать влияние техники на искусство наивно. Но не менее наивно абсолютизировать такое влияние, как это делает Кавано. Тиражирование имеет отношение не к «духовному измерению» художественной деятельности, а к тому, что составляет средство её возникновения и существования.

Японский эстетик делает упор на «идеологическую» зависимость современного искусства от техники вследствие невозможности без неё обойтись. Компьютеры начинают формировать художественные идеи, «задавать программу» художественному творчеству. Техника становится самоуправляемой. В компьютеры закладываются самокоррелирующиеся программы, тем самым идеи становятся неотъемлемой частью машины. Компьютер – уже не просто механизированное подручное средство. Практически он способен воспроизводить мыслительные процессы, протекающие в рамках высшей нервной деятельности человека, восторгается Кавано Хироси. «Компьютер, – пишет он, – это модель думающего индивида … Главное его свойство состоит в том, что он является органом, преобразующим информацию и замещающим не человеческое тела, а человеческую душу».[590]

Стоит ли говорить, что замещение наших душ компьютерами было бы катастрофично для цивилизации. Впрочем, до этого вряд ли дойдут. Ведь компьютер всегда будет подсистемой, действующей в системе социального производство и социальных отношений, её техническим звеном. Ну а «техника ограничена тем, – пишет К. Ясперс, – что она заключена в сферу безжизненного. Рассудок, господствующий над технической деятельностью, соразмерен лишь безжизненному, механическому в самом широком смысле этого слова. Поэтому воздействовать на живое техника может лишь в том случае, если она оперирует им как чем-то, превратившимся в неживое».[591] Таким «превратившимся в неживое» материалом – объектом компьютерного творчества – у Кавано выступает знаковая информация, приходящая на смену материальным объектам традиционного искусства.

Художественная информация обладает как бы двухполюсной природой. На одном полюсе – объективный смысл и рациональное значение знака, на другом – его субъективный смысл и эмоциональное значение; на одном полюсе коммуникативная, на другом – эстетическая ценность искусства.[592] Первый полюс обращает на себя внимание японского эстетика, второй им недооценивается, либо вовсе игнорируется. Происходит это в силу того, что сконцентрированные на первом полюсе характеристики являются общими и для художественной, и для научной информации. На основании подобной двойственности характеристик Кавано получает возможность манипулировать понятиями, осуществлять «подмену тезиса» и выдавать научную информативность за информативность художественную. Он отождествляет принципы и методы искусства и науки, провозглашая, по сути, стирание границ между научным (научно-техническим) и эстетическим познанием.

Кавано неслучайно нивелирует различия между искусством и наукой, искусством и техникой – для него «эти виды деятельности всегда выступают как универсальные, с сущностью, поддающейся кодировке и перекодировке».[593] Ведь, по Кавано, будущее искусства принадлежит компьютерам, и именно они – детища и потребители научно-технической информации – призваны взять на себя в числе прочих функций обязанность художественного освоения мира.