Было уже поздно, около десяти часов. Пока все спускались к озеру, перекусывали и размещались, чтобы провести остаток вечера, мы с Лизой поднялись в дом и поговорили с Мелиссой. Мы встречались с ней раньше и отдали ей маленькую шкатулку для драгоценностей, где хранился подарок, который собрались подарить ей позже. Она знала о нём уже несколько месяцев, но я бы не хотел, чтобы она впервые увидела его перед всей группой. Лучше, если сначала она проведёт какое-то время с ним наедине. Теперь я забрал его и отправился вниз к озеру, а Лиза осталась с ней. Мы подошли к центральной части вечера. Я немного
поговорю, мы представим дочь Брэтт Мелиссу, сделаем маленькое подношение, а затем Лиза и я уедем, и после прекрасной поездки по автостраде Блю Ридж Паркуэй я сяду на ночной авиарейс до Дэнвера.
*** Позади меня горел костёр, над головой светила яркая луна, кое-где скрытая серебряными клоками облаков, слева – озеро, справа – большое, огороженное забором, поле, а передо мной сидели около ста человек на расставленных ровными рядами складных стульях, а за ними белел натянутый тент. В течении всего вечера мелкий дождь то начинался, то прекращался, но нам не пришлось от него укрываться. Мне показалось, что ровные ряды сидений не очень красиво смотрятся. Это создавало впечатление театра, где мы с костром были на сцене, а все они на стульях – в зрительном зале. Я попросил каждого взять свой стул и придвинуться ближе, образовав полукруг вокруг меня и огня. Спустя пару минут все устроились, и стало уютнее. Я подбросил в костёр дров, пока все усаживались. Потом подождал, пока все не обратили внимание ко мне. Я вытащил из кармана шкатулку. Она была сделана из чёрного орехового дерева со стеклянным окошком наверху, так что можно было видеть, что внутри, не открывая. Внутри на ложе из чёрного шёлка покоился довольно больших размеров бриллиант на тонкой золотой цепочке. Все, кто его видел, охали и ахали. Я подержал его, любуясь, как он сверкает в свете костра, и передал шкатулку с маленьким фонарикомбрелком кому-то в переднем ряду. – Это наш подарок Мелиссе в память о Брэтт, – сказал я, – Надеюсь, вы оцените символику, которую олицетворяет этот бриллиант. Передавайте по кругу. Подарок пошёл по рукам. – Вы слышали, о чём говорила Лиза, – начал я. – Она показала вам фотографию. Она рассказала вам о женщине, которая проснулась однажды прекрасным сентябрьским утром, оделась, собрала всю семью, поехала на работу. Просто ещё один день, ничего необычного, что указывало бы на то, что сегодня ей предстоит стоять у выбитого окна и выбирать между преисподней и падением в тысячу футов. Все внимательно слушали. Некоторые искали глазами Лизу, но она была ещё в доме с Мелиссой. – Лиза показала вам реальный дзен, неизвестный дзен, дзен, который не продаётся. Это фото женщины, только что выпрыгнувшей из горящего небоскрёба, была для Лизы коаном. Как злобный демон эта фотография вцепилась в неё своими когтями и не отпускала. Время, которое Лиза проводила, уставившись на неё и размышляя над её смыслом, было её медитацией, её дза-дзен. За три года коан поглотил её. Он вошёл внутрь и распространился метастазами по всей системе, подобно раку. И в конце концов, несмотря на сопротивление Лизы, он убил её. Сделав паузу, я отпил воды. – Memento mori означает «Помни о смерти», помни, что ты должен умереть. Именно это и делала Лиза. Её практика общения с этой фотографией по часу или больше в день является прекрасным примером духовной практики – осознавание смерти это средство выхода из состояния отрицания смерти, в котором мы обитаем. Опыт Лизы, и глубочайшее преображение её жизни как результат, это то, что происходит, когда мы совершаем этот выход. Несколько мгновений я молча шагал, глядя на огонь. – Мы живём в страхе смерти. Мы не хотим о ней думать, мы не хотим смотреть на неё, мы не хотим даже признать, что она существует. Мы просто хотим жить свою жизнь, не вспоминая, что смертны, поэтому стараемся свести это к минимуму тремя путями. Во-первых, мы пытаемся отодвинуть смерть в далёкое будущее, чтобы не было необходимости думать о ней прямо сейчас. Возможно, мы умрём, когда нам будет восемьдесят или девяносто, и возможно, мы уже будем не так хорошо соображать, чтобы понять, что вообще происходит, поэтому нас это не будет так волновать. Они засмеялись вопреки самим себе. – Ещё один способ уменьшить смерть до удобных нам размеров, это сорвать с неё всю её окончательность посредством веры в жизнь после смерти – рай и перерождение, главным образом. Для большинства из нас эти верования сильны лишь настолько, насколько необходимо, чтобы убрать смерть из вида. С глаз долой – из сердца вон, верно? Никто меня не опроверг.