Духовное просветление — прескверная штука

— Нет, вовсе нет. Это важное различие. Я говорю, что твои озарения — это макё в контексте пробуждения. Видишь ли, в отличие от меня, дзэнский наставник точно знает, зачем собрались его ученики. Ему не надо их спрашивать. Но здесь все иначе, поэтому я спрашиваю тебя сейчас. Чего ты хочешь?

Она начинает что-то говорить, но я ее прерываю.

— Вселенная даст тебе то, чего ты хочешь, Марла. Именно так она работает, даже если ты не знаешь этого. По-другому и быть не может. Тебе не нужно быть достойной этого, но ты должна знать, чего ты хочешь. Ты должна сосредоточиться. Попробуй сделать это. Попробуй записать, чего ты хочешь, и сокращать написанное, пока от него не останется лаконичное утверждение о желании или намерении. Твой путь будет извилист, а твоя жизнь неясна, пока ты не сделаешь этого. Приходи ко мне поговорить, когда у тебя будет что-то, ладно?

Она кивает.

— И, Марла, я думаю, совершенно замечательным ответом был бы такой: быть хорошей мамой для той маленькой девочки.

Она кивает, улыбается и обнимает меня. Она поняла. Уверен, это больно, когда наставник говорит, что твои глубокие трогательные озарения — это дерьмо, но она поняла. Это хорошо.

(8) Мне нет дела до сердца

При усвоении необходимых для жизни знаний важнее всего отказаться от того, что ложно.

Антисфен

В своих монологах я имею обыкновение слегка отклоняться от темы, но они вполне могут быть куда более вольными. С моей стороны требуется сознательное усилие, чтобы оставаться в колее и не поддаваться каждому искушению отступить от основной темы. Мне нравится придерживаться курса, продиктованного моим первоначальным впечатлением о том, что именно необходимо услышать ученику, и, как правило, я заканчиваю, отправив мяч на его половину. Я могу сказать что-то, а они могут кивнуть и согласиться, но от этого нет вообще никакого толку. Если хочешь извлечь из знания пользу, тебе придется овладеть им самостоятельно, а единственный способ сделать это — сразиться за него. Эмерсон сказал: «Ни один человек не понимает до конца истину, пока не поспорит с ней». Иметь ответ недостаточно. Ты должен соображать сам.

Кресло, опустевшее после ухода Марлы, недолго остается пустым. Появляется инженер пятидесяти с лишним лет по имени Артур. Он ожидает разрешения сесть, и я легким жестом позволяю ему. Это может показаться излишне формальным, но для Артура это на самом деле шаг вперед. При первом нашем разговоре он уселся у моих ног в позе лотоса, что заставило меня чувствовать себя глуповато. После того, как я уговорил его перебраться в кресло, мы провели около часа, развеивая его иллюзии о том, что просветление и божественность это одно и то же. В его мышлении все еще прочно зашито убеждение, что к учителю следует относиться как к возвышенному существу, поэтому он не садится без разрешения и говорит, соблюдая все условности. Артур не живет в доме, но часто здесь появляется, особенно весной, когда очень требуется помощь в саду.

Артур говорит мне, что ему нужна техника. Вернее, он хочет ту самую технику. У меня есть всего одна техника, и каждый, кто приходит в этот дом, скоро узнает о ней от других студентов, но, как ни странно, никто не осваивает ее, пока не получит от меня. Я много раз обнародовал ее и старался сделать ее общедоступной для любого, кто захочет ей воспользоваться, но она так и осталась моей собственностью, словно единственный способ заставить ее работать — это получить ее непосредственно от меня. В ней и правда нет ничего такого, но, думаю, в том, чтобы закрыть глаза и повторять мантру или считать свои выдохи, тоже нет ничего особенного.

— Хорошо, Артур, — начинаю я, — техника называется духовное саморазрушение. Саморазрушение подразумевает самопереваривание и духовное средство... черт, я правда не знаю. Скажем, это означает такой уровень самости, который включает ментальные, физические и эмоциональные аспекты. Сложи два слова вместе и ты получишь процесс, посредством которого ты скормишь самого себя, кусочек за кусочком, очищающему, переваривающему пламени.

— Могу я задать вопрос? — спрашивает Артур.

— Да, Артур.

— С ваших слов это духовное саморазрушение довольно неприятная штука.

— Да, Артур, это неприятный процесс.

— Да. Я понимаю. Спасибо.

— Пожалуйста. Процесс духовного саморазрушения в сущности представляет собой что-то вроде дзэнского коана на стероидах. Фактически, все, что нужно делать, — это записывать истину.

— Записывать истину?

— Звучит просто, верно? Да, это все, что надо. Просто записывай, то, что тебе кажется истинным или что ты считаешь истинным, и продолжай писать до тех пор, пока не доберешься до того, что на самом деле является истиной.

— В окружности триста шестьдесят градусов, — говорит Артур.

— Наверняка, — соглашаюсь я. — Начни с чего-нибудь, что кажется бесспорным и проверяй посылки, на которых основано это утверждение, и просто продолжай углубляться, пока не достигнешь основания, чего-то твердого — истины.