Духовные беседы

Дух наш пребывает в постоянном движении и так живет, как будто бы бестолково, без всякой логики, подобно моему слову. Но эти колебания нашего духа внутри нас иногда могут принимать страдальческий и трагический характер. Несмотря на весь наш подвиг, на все наше старание, нам ничего не удается: наши реакции не такие, как у предметов, — свойственные их естеству. А наше естество должно быть подобным Богу.

Но почему беспорядочно слово, когда я ищу единого слова? — Если мы будем говорить серьезно, то коснемся очень важного явления, что мы — инодвижные существа: какая-то другая сила двигает нами. И вот та сила, которую вы представляете здесь, отражается в моем слове. И само слово есть отражение того, что дни наши проходят так же бестолково, как я говорю. Мы все время кружимся autour du pot («вокруг да около»), мы все ищем. А моя попытка — собрать dans le pot... чтобы все происходило уже внутри этого pot, этого сосуда. И это autour du pot естественно, покамест мы не переживем действительного пришествия Духа Божия в нас. Тогда все соединяется...

Молитва именем Иисуса заповедана Им Самим: «Просите во имя Мое» (см.: Ин. 16:26). Но применение этого образа молитвы в жизни нашей повседневной требует большой осторожности. На Афоне духовная жизнь очень удобна, потому что она обеспечена извне. Там монахи могут посвящать этой молитве восемь, и двенадцать часов, и больше... Но это не для всех, далеко не для всех. И даже когда постоянно действует молитва, она действует иным путем, без ясного участия нашего мозга. Молитва двигается как бы в самом сердце, а ум наш может быть занят чем-нибудь другим. И тогда мы можем исполнить заповедь Апостола — всегда молиться, «непрестанно молиться» (1 Фес. 5:17).

Для всех и каждого — своя мера. На Афоне в одном монастыре чуть ли не четыре часа надо повторять эту молитву, помимо богослужебных часов. И опыт показал, что даже при отсутствии нужд житейских не может выдержать человек такой молитвы. Лично я с самого начала предложил три часа утром и три часа вечером, а потом свел это до двух часов утром и двух часов вечером. То есть, по правилу монастырскому, четыре часа посвящены этой молитве. «Именем Моим бесов ижденут», — говорит Христос (Мк. 16:18). Настолько действенно сие великое Имя! И Бог относится к нам с большой деликатностью, потому что могут быть даны часы молитвы, когда не может произнести человек имя Христа, потому что оно слишком грандиозно. Это немножко похоже на то, когда мы молимся и говорим: «Отче наш». Бог может дать такое сознание, когда дальше этих двух слов — «Отче наш» — дух уже ничего не может сказать. Так, когда произносит человек это имя — «Иисусе Христе, Сыне Отечь, вземляй грех мира, помилуй мя грешнаго», — переживание этих слов может и должно быть потрясающим и увлекающим все наше естество. Наверное, так будет на Небе. Но на земле, в этом теле, мы не выдержим этого и, конечно, скоро покинем сей мир. Поэтому делание молитвы продолжается годами, десятилетиями, с терпением и ожиданием, когда Сам Бог придет в нас жить Его имя. Конечно, таинство имени Божиего велико. Каков смысл слов Христа: «во имя Мое»? Получается какое-то разделение Его Самого и Его имени? Но, так или иначе, мы молимся именем Самого Христа, и говорим в церкви: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», и повторяем то же самое. Но это есть не бессмысленное повторение, а молитва — одна и та же, чтобы удержать ее силу целиком с нами. Некоторым кажется бесполезным это повторение: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй...»

На Афоне один монах, который был раньше губернатором, спросил меня:

— Отец Софроний, не кажется ли Вам излишним, что сорок раз говорят «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй»? Ну скажи три раза, и довольно!

Я говорю:

— В Церкви принято, что иногда повторяют только один раз, иногда — двенадцать, а иногда сорок — на разные вкусы людей. Потому что есть люди, которые хотят говорить это день и ночь... Так что надо терпеть, не все молятся одинаково: Церковь молится по-разному.

Но, правда, технически эта молитва выполняется всегда как-то, я бы сказал, «дефективно». Какой недостаток в этом есть? Один старец говорил «Κύριε ἐλέησον», ускоряя: «Ки́рие эле́йсон, Ки́рие эле́йсон, Кир... сон, Кир... сон». И, конечно, так не должно быть. Но как выработать способ сказать сорок раз «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй...», чтобы удержать ум? Что значит «помилуй»? — «Исцели мой грех, сделай меня способным воспринимать Твою волю». Вот что такое «помилуй»! Говорится слово «помилуй», потому что я прошу Бога о милости — снизойти до меня.

Эти слова «Κύριε ἐλέησον» по-гречески и по-русски звучат немножко иначе, чем по-французски: «Seigneur aie pitié», или по-английски: «Lord, have mercy». Французы не любят слово «pitié», и что с ними делать?